Автор: Андрей Васильев

Глава четвертая

 

— Смолин? – удивленно подала голос Светка – Это кто?

Кто, кто. Я и сам в первую минуту не понял, что происходит. Некому меня сейчас нежно лобызать, и скучать по мне тоже особо некому. Нет у меня ни с кем ничего такого. С Сашкой Вязьминой из операционного отдела нечто лирическое намечалось по весне, но потом это все сошло на «нет». Как ни крути, но служебные романы, пусть даже представителей разных банковских служб, к добру не приводят. Слухи, сплетни, советы, отдел по работе с персоналом… Короче, слишком много «нет» и чрезвычайно мало «да». В общем, переспали мы с ней пару раз, да тем и ограничились.

А уж о той девушке, которая меня сейчас обнимала, я даже и думать в этой связи никак не мог. Хотя бы потому что она с пистолетом не расстается и характер имеет такой, что даже мне, ко всему привычному, не по себе становится. Маринка — и та поспокойней и поуравновешенней будет, чем эта рыжая бестия.

Но не воспользоваться данной ситуацией было бы грешно. Хоть бы даже для того, чтобы умыть Светку.

— Женька! – радостно заорал я, и даже приподнял невысокую и легонькую сотрудницу отдела «15-К» в воздух – Приехала!

— За тобой! – восторженно ответила Мезенцева, сверкнула зелеными глазами, и, лихо поцеловала меня в нос – Я же говорю – соскучилась жуть как! Вот вообще!

Самое забавное – не врет. Точно, за мной приехала. Понадобился я ей зачем-то. И не ей одной, вон, у поворота знакомая до боли машина стоит. Не сомневаюсь, что в ней за рулем сидит еще один мой знакомый, тот самый, до которого я второй день дозвониться не могу.

— Ну, не буду вам мешать – чопорно сообщила Светка – Рада была повидаться, Саша.

— А это знакомая твоя, да? – спросила Мезенцева, тут же подошла к моей бывшей и протянула ей свою ладошку – Привет, я Женя.

— Добрый день, Женя – почему-то помрачнев, потрясла ее руку Светка – Рада знакомству.

— Я тоже – бодро отозвалась Мезенцева и повернулась ко мне – Слууушай, Саш, а тут есть где искупаться? Жара страшная, так хочется к воде – жуть! Да и позагорать было бы неплохо, солнце-то какое! А если еще и «тарзанка» есть, так это вообще отлично будет!

— Есть у нас тут озеро – показал я рукой направо – Можно сходить.

— Съездить – Мезенцева потянулась, да так, что стало ясно – нижнего белья под майкой не было. Пистолета на поясе, я, кстати, тоже не заметил. Точно дождь пойдет, кончится на днях это самое «вёдро». Эта рыжая чертовка – и без «ствола» – Ходить – это долго. Я же на машине. А оттуда в Москву уже поедем. Ты же не против, солнце? Выходные короткие, а у нас с тобой много разных дел накопилось!

Последние слова были сказаны таким игривым тоном, что у стороннего наблюдателя, вроде Светки, не оставалось сомнений, что речь идет о разнообразных плотских утехах. Но мне было предельно ясно, что в данный момент происходит предъявление счета за услуги, оказанные мне с месяц назад ее отделом.

Мезенцева повернулась лицом к Светке, и, как видно решив ее добить, попутно обняла меня за талию, после чего невинно поинтересовалась:

— А, может и вы с нами? Вы ведь с моим Сашей, я так понимаю, друзья с детства? Вообще-то я жуткая собственница, но к дачным подружкам юности ревновать глупо. Где они, и где взрослая жизнь?

— Я его бывшая жена – выдав улыбку, после которой мне стало не по себе, ответила ей Светка – Это немного больше, чем подружка юности.

— А, понятно. – безмятежно ответила Женька – Вы только не обижайтесь, но ключевое слово здесь «бывшая». Все уже в прошлом, потому не смотрите на меня так, как сейчас, хорошо?

— Как «так»? – я заметил, что Светка одной ладонью обхватила другую, это означало только одно – она уже «на взводе».

— Ну… — Мезенцева накрутила одну из своих рыжих прядок на палец – Вам же Сашка был не нужен, верно? Я его у вас не отбила, не увела из-под семейного крова, а честно заполучила, когда он был ничейный. Он, кстати, и не сильно сопротивлялся.

— В последнее охотно верю – заметила моя бывшая – Это на него похоже – плыть по течению.

— Плыть! – страдальчески произнесла Евгения, после погладила меня по щеке, дернула за ухо и несколько раз ткнула кулачком в бок – Хочу-хочу-хочу! Водная стихия – это мое, я по знаку Зодиака «Рыбы». Светлана, так что, вы присоединитесь к нам?

— Воздержусь – сообщила ей Светка, а после добавила – Да и не слишком мне жарко.

После этого она повернулась к нам спиной, и зашагала в сторону своего дома.

— «Спасибо» мне можешь не говорить – с удовлетворением проследив за тем, как Светка захлопнула за собой калитку, сообщила мне Мезенцева – Как мы ее, а? Согласись, я была чертовски органична в роли твоей девушки!

— Ну да – без особого оптимизма признал я.

Вроде бы радоваться надо, многие хотели бы подобную свинью своей бывшей подложить, а мне почему-то невесело. Странное существо человек. Непонятное.

— А ты чего встал? – уперла руки в бока Евгения – Давай-давай, суженый мой ряженый, собирайся. Время к вечеру, а нам в Москву еще ехать. На МКАДе знаешь, какие пробки скоро будут?

— Знаю – вздохнул я – А без меня туда уехать никак нельзя?

— Саша, давай без банальностей – попросила оперативница – Без этих всяких… Ну, ты понял. Все, мы тебя ждем в машине. Десять минут на сборы тебе за глаза хватит.

Ну, десяти минут мне не хватило. Двадцати, ради правды, тоже. Как минимум половину этого времени я потратил на объяснения маме, почему Света даже не зашла к нам в гости, почему я не такой, как все, и почему не могу хоть раз засунуть свой поганый характер в свою же задницу, на пару с языком. Батя попытался встать на мою сторону, но быстро понял, что этот благородный порыв ведет к немалым убыткам, вроде лишения ужина и просмотра «Дачного ТВ» вместо телеканала «Весь футбол», после чего благоразумно убрался с линии огня.

И это ведь мама не видела финальной сцены с участием Мезенцевой. Страшно представить, чем бы все это кончилось, стань она ее свидетелем. Женька никак не подходит под образ «хорошей домашней девочки».

Нет, родители – это хорошо. Но только по телефону и не каждый день. Я вот за это лето что-то к ним зачастил, вследствие чего мама опять начала планомерную осаду на предмет устройства моей будущности. А ведь до того несколько лет жил спокойно, без всей этой родительской заботы.

Странно прозвучит, но вовремя Нифонтов пожаловал. Валить отсюда надо, пока не поздно. А то ведь к вечеру дело может и до лоботомии дойти. Проще говоря – мне все мозги вскипятят.

— Я не при делах – сообщил мне Нифонтов, как только я плюхнулся на заднее сидение его машины – Она сама инициативу проявила. Остановить, извини, не успел.

— В смысле? – устало спросил я, но после понял, о чем идет речь – А, ты о представлении «Моя новая любовь». Ну да, вышло прямо как в сериале каком-то, вроде тех, что по дециметровым каналам крутят.

— Видел бы ты, как она на меня смотрела! – ткнула кулаком в бок Нифонтова Евгения – Слушай, Сашка, или я ничего не понимаю, или там еще чего-то тлеет. У нее в душе, в смысле. Хотя… Все от женщины зависит. Может, и нет у нее ничего к тебе, просто неприятно, что ты хоть кому-то понадобился. Такое тоже бывает. Мне вот на то, что там с моими бывшими, начхать.

— Откуда, интересно, у тебя «бывшие» возьмутся? – хмыкнул Нифонтов, заводя машину.

— Не поняла сейчас? – возмутилась Евгения.

— Чтобы были «бывшие», нужны хоть какие-то «нынешние» — пояснил Николай – А я за два последних года ничего подобного не наблюдал.

Женька уставилась на него, потом на меня, поджала губы, сузила глаза, потом наоборот, широко-широко их раскрыла, набрала в грудь воздуха, выпустила его через рот, сложила руки на груди и демонстративно уставилась в окно, давая нам понять, что мы недостойны общения с ней.

— А как вы узнали, что это моя бывшая? – задал я вопрос, который меня крайне интересовал.

— На фотографии ее видел. Свадебной – не стал скрывать оперативник – Она в твоем деле есть. А Женька как-то сама просекла, у женщин на такое нюх. Как только я это подтвердил, она сразу рванула свое шоу устраивать.

О как. Уже и досье на меня сшили. И даже со свадебной фотографией внутри. Как, кстати, они ее заполучили? У меня самого-то ни одной нет, все у Светки остались. У родителей вроде есть, но вряд ли мама с отделом 15-К делиться ими будет.

— Я ему помочь хотела – не поворачиваясь, сказала Евгения – Как другу! Знала бы, Смолин, что ты такой гад, пальцем бы не шевельнула!

— Чего сразу гад-то? – удивился я – Слова ведь не сказал.

— То-то и оно – обвинительно заявила Мезенцева – А где «Спасибо, Женечка»? Где «Ты актриса от бога»? Где: «Теперь я полностью счастлив?».

— Вы оба здесь, и я в вашей машине – удержаться от сарказма было невозможно – О каком счастье идет речь? Кстати, Николай, я тебе звонил не раз, и не два.

— Телефон сел – ответил Нифонтов, выруливая на Калужское шоссе – И внешний аккумулятор тоже. Кое-кто слишком часто заряжал свой плеер. А еще этот кто-то утащил из бардачка USB-шнурок со словами: «Я до завтра возьму». «Завтра» было в начале лета.

— Ой-ой-ой! – так и не поворачиваясь к нам лицом, отозвалась Мезенцева – Жадина!

— Саш, хочешь совет? – невозмутимо поинтересовался у меня Николай.

— Не откажусь – отозвался я.

Ну, а что, правда не откажусь. Он умный мужик, это я давно понял. Почему бы и не выслушать то, что он хочет мне сказать?

— Не ведись на то, что она тебе строит глазки – без тени улыбки произнес Нифонтов – А она это делает, как и всегда в таких случаях. Проблем не оберешься.

— Я? – наконец-то явила нам свой лик Мезенцева, причем был он возмущенным донельзя – Ему? Вот этому вот…. Вот этому? Глазки? Да накой он мне сдался?

— Ну да, ты прав – признал я и хлопнул Нифонтова по плечу – Проблемы не проблемы, но все-равно как-то неприятно ощущать себя «вот этим вот».

— Да тьфу на вас обоих – сообщила нам Мезенцева и снова уставилась в окно, на этот раз, похоже, уже окончательно.

Я тем временем достал из рюкзака шнур USB и протянул его Нифонтову.

— Раз с этим разобрались, можно и к делу перейти – оперативник поставил телефон заряжаться, а после чуть прибавил скорость, благо дорога, ведущая в столицу нашей Родины, была почти пустая. Вот оттуда – да, жуть что творилось.

— «За» обеими руками – одобрил его слова я – Особенно интересует то, с какой стороны вы меня к своим делам подтягиваете. Я вроде не сотрудник, не внештатник, и бумаг о содействии органам на постоянной основе не подписывал.

— А гражданский долг? – еле заметно усмехнулся Нифонтов – А сознательность? С ними у тебя как?

— Никак – признался я – От слова «совсем». Слышать о таком слышал, но в жизни не встречал. Не довелось.

— Давай зайдем с другой стороны – предложил Николай, дождался моего кивка и продолжил – Вот смотри. Мы все люди, все человеки, верно?

Ну, вероятность увильнуть от помощи моим новым друзьям минимальна, но зубы показать все же стоит. Чтобы совсем уж бесхребетным меня не считали.

— Все – не все… — прищурился я – Иные девушки и не совсем они.

Бамммм! Это мне Евгения щелбан отвесила по лбу. И главное больно так!

— За что? – возмутился я.

— А то ты не понял? – в зеленых глазах плескалась… Нет, не злоба, а скорее – злорадство – За «курица не птица, баба не человек».

— Да ты тут при чем? – изумился я – Речь вообще о совершенно другой гражданке. Той, с которой я недели три назад на Белорусском вокзале познакомился.

— А, понятно – покивал Николай – Так себе ход, если честно. Слабенький. Но продолжай, интересно послушать.

В этот момент я почувствовал себя то ли дураком, то ли маленьким мальчиком, который подумал, что сможет всерьез насвинячить взрослому дяденьке. Елки-палки, мы с этим Нифонтовым почти ровесники. Ну, сколько между нами разницы? Максимум года на два-три он постарше будет. А ощущение у меня иногда такое, что он умудренный жизнью старец, а я несмышленыш, который только-только начал головку держать.

Хотя в каком-то смысле так оно и есть. Много ли я смыслю в том, что для него повседневная реальность? Нет. А он варится в этом супе давно, и, должно быть, повидал много такого, чего мне еще месяц назад даже в страшном сне не приснилось бы.

— Согласен, глупость сказал – помолчав, признал я – Не знаю, чего на меня нашло.

— Это он про Людку что ли? – уточнила у Нифонтова Женя – Тоже мне, секрет. Про них весь отдел знает. И половина подмосковных ведьм тоже, ее в том году за порочную связь с «судным дьяком» чуть деревьями на две части не разорвали. Я еле-еле успела ее спасти.

— Ты? – хмыкнул Нифонтов – Лично, поди?

— Ну, мы – поправилась Женька, услышала язвительное «да что ты» Нифонтова, и добавила – Ладно, ты и Пал Палыч! Но отвязывала Людкины ноги от березы ведь я?

— Это было – признал Николай.

— Слушай, Смолин, а ты мелочный тип, оказывается! – спешно начала переводить разговор в другую сторону Мезенцева — Я-то думала, что ты если не принц, то хотя бы его лошадка, и тут такое разочарование! Фу-фу-фу!!!

— Не надо грязи – попросил я.

Но вообще мне стало немного обидно. Да, я не принц, это так. Но и перегибать палку не стоит.

— Жень, человек просто хотел дать нам понять, что он воду на себе возить не даст – пояснил девушке ее напарник – И палец в рот ему класть не стоит. Так ведь, Саш?

— Именно – не стал скрывать я – Только как-то это криво получилось. Некрасиво.

— Косо, жалко, убогенько – начала загибать пальцы на руке Мезенцева – Не делай так больше, Смолин, а то потеряешь свое золотое место в моем сердце!

— А оно есть? – изумился я.

— Место? Пока да.

— Сердце – уточнил я – В жизни бы не подумал.

— А вот это можно и зачесть – одобрительно заметил Нифонтов – Это уже неплохая шутка. Вон, видишь, она надувается как лягушка? Сейчас орать будет. Значит, это ты ее удачно уколол.

— Тьфу на вас обоих – с достоинством сообщила нам Евгения – И вообще, давай займемся делом, хватит упражняться в остроумии.

— Вот это правильно – поддержал ее я – Хотелось бы узнать, какого лешего вы меня с дачи похитили?

— Если среди твоих знакомых есть ведьмак, который связан с «той стороной», то это грех не использовать в своих интересах – без тени смущения сообщил мне Нифонтов – Точнее – в казенных. Есть работенка по твоему профилю.

— Начинающий ведьмак – уточнил я – Практически свежеиспеченный. И сразу хотелось бы уточнить – вы вот так меня постоянно с собой таскать станете? Если да, то может лучше меня вовсе зачислить в штат вашей… Эээээ… Организации?

— Размечтался – фыркнула Мезенцева – В штат он захотел!

— Это была ирония – любезно поведал ей Нифонтов – Александр так шутит.

— В каждой шутке есть доля правды – тут же сообщил ему я – В данном случае эта доля касается частоты моего участия в делах вашего отдела. Врать не буду, в том случае, если я прав, то перспектива так себе. Не то, чтобы я был против помогать органам правопорядка, но у меня ведь и своя жизнь есть. Работа, опять же.

— Не волнуйся, не будем мы тебя постоянно дергать – успокоил меня оперативник – Просто такая ситуация сложилась. Ну вот нужен нам тот, кто может одну душу разговорить. У нас, конечно, есть свои способы узнать необходимую информацию даже у тех, кто обитает по ту сторону бытия, но в данном случае без тебя не обойтись. А информация нужна позарез. Люди умирают, Саша. Уже четверо на тот свет отправились. Четверо. Это много.

— Ну, раз так – я почесал затылок – Тогда конечно, о чем речь.

Шутки шутками, но не совсем же я урод моральный, правда?

— Вот и славно – одобрительно произнес Николай – Тогда давай я тебе коротенечко все изложу. Неделю назад в Южном порту был убит человек. Не скажу, что в этом есть нечто удивительное, люди гибнут в нашем городе с завидной постоянностью, мегаполис же. Но, согласись, не у каждого вырывают сердце. Не вырезают, а именно вырывают, перед этим разворотив грудную клетку так, что даже меня проняло.

— И меня – добавила Евгения, не поворачиваясь к нам.

— Согласен, не каждый – кивнул я – А что потом?

— Через два дня был убит второй человек, там же и так же – продолжил Нифонтов – Что примечательно – в обоих случаях само сердце обнаружено не было.

— Я предположила, что это резвится гуль – азартно сопя, сказала Женя.

«Гуль». Это что-то из фэнтази. У Говарда я про этих гулей читал вроде, в «Часе дракона». И в «Сверхъестественном» они упоминались. Они то ли оборотни-каннибалы, то ли разновидность вурдалаков.

Надо будет в Википедии посмотреть, как они выглядят. Интересно ведь.

— Ну да, в общем-то похоже на гулей, но только на первый взгляд – помолчав, продолжил Нифонтов – Есть некоторые нестыковки. Гуль сожрал бы не только сердце, но и печень. А еще череп бы жертве вскрыл, чтобы мозгом полакомиться. Но тут-то ничего подобного.

Меня замутило от той простоты и деловитости, с которой он говорил. А еще захотелось выпрыгнуть из машины, пусть даже она мчится полным ходом, и скрыться в жиденькой лесополосе, что мелькала за окном. А после сбежать куда подальше от этих людей.

— Как ты уже понял, двумя смертями дело не закончилось, на сегодняшний день в активе этой твари уже четыре трупа. Последний совсем свеженький, датирован этой ночью – Николай наконец проявил хоть какие-то эмоции и досадливо прихлопнул ладонями по рулю – Самое поганое, что может мы нынче ночью прихватили бы эту тварь, если бы не одно «но». Пока мы бежали в одно место, человека убивали совсем в другом.

— Не поверишь, Саш, нас надул призрак – стягивая волосы в «хвост», сказала Евгения – Сволочь такая!

Я ничего на это не ответил. Я офигевал от услышанного.

— Жень, не беги впереди паровоза – попросил напарницу Нифонтов – Понимаешь, Саша, свидетелей произошедшего не было. Да оно и не удивительно. Южный порт по размеру территории как пять Люксембургов. Или даже больше. Ангары, склады – черт ногу сломит. И потом – люди, которые там работают, вообще не склонны совать нос в чужие дела. Знаешь, это как в Вегасе – что там происходит, то там и остается. В старые времена может и по-другому было, но последние десятилетия даже рьяных общественников перековали.

— Но про покойников-то вы как-то узнали? – возразил я.

— Не путай – осадил меня Нифонтов – Речь не о том, что там всё скрывают, в том числе и преступления. Естественно, при обнаружении мертвого тела была вызвана полиция, следом за ними примчались комитетские и так далее, по процедуре, включая «труповозку». Конечно, подобные места – некие анклавы, со своими многолетними сложившимися внутренними порядками и традициями. Но это же не «Черкизон», в Южном порту работают законопослушные люди, там есть охрана, дирекция и все остальное, что должно быть. Короче – свидетелей убийств не было. Кроме одного.

— Того самого призрака, который вас надул? – резонно предположил я.

— Именно – вздохнул Николай – Его присутствие уловила Виктория, одна из наших сотрудниц. Вообще-то она у нас больше по заклинаниям, но и в других областях кое-что смыслит. Мало того – она умудрилась даже его разговорить, и он вроде как пошел на контакт, вызвался помочь. Но вот только в результате закончилось это печально.

— Проще говоря – он нас поимел – просто и безапелляционно сообщила Мезенцева – В переносном смысле, конечно, но при этом крайне жестко.

— Мы могли бы справиться с ним сами – продолжил Николай – У нас есть способы и заставить его говорить, и просто уничтожить, но это потребует времени. И, не стану скрывать, ресурсов. Чтобы его поймать, а после выжать из него правду, Вике придется рисовать крайне сложный каббалистический круг с символами и использовать заклинания, которые изначально противны человеческой сущности. И это при том, что она еще до конца не отошла от предыдущей беседы с этим красавцем. Просто призрак там старый, а потому сильный. Из тех, что не развоплощаются с годами, а наоборот матереют.

Это да, это встречается. В большинстве своем неупокоенные души со временем превращаются в безликие тени, вроде тех, что я вчера отпускал на волю. Но бывают и такие, которые напротив, как бы обретают вторую жизнь. Загробную. Как и в первом случае, в них от изначальной личности остается не так уж много, но зато выковывается новая, вбирающая в себя при этом все те скверные качества, которые были свойственны покойному при жизни. Собственно, все злобные приведения из фильмов ужасов и сериалов на мистическую тематику списаны как раз с таких сущностей. Мне про них лесовик из Лозовки много рассказывал. У него один такой призрак почти век в осиновой роще обретался, клад охранял, и попутно свинячил всем, кто попадал в зону его внимания. И так он лесному хозяину за это время надоел, что тот в результате навел на этот клад какого-то мимохожего колдуна, который зловредного призрака и изничтожил.

Но если это похоже на правду, то в остальном услышанном мной как-то очень много неувязок. Чересчур. Не думаю, что так уж сложно нарисовать этот самый круг с символами. Да и кое-что другое меня смущает.

— Слушай, чего-то не понимаю – помотал я головой – Как-то непонятно выходит. Ты же тоже можешь видеть умерших? Помнишь, на кладбище, когда мы к тамошнему Хозяину ходили? Ты черта, что у нас проводником был, зрел не хуже меня. И общался с ним. Даже сделку тогда заключил!

— Так он был не против того, чтобы я его видел – пояснил Нифонтов – Вспомни – он вообще сам этого хотел. И потом – это кладбище. Там действуют другие законы не-жизни, за соблюдением которых внимательно следит Хозяин. А здесь – город. Это, брат, совсем другая сказка. Тут все по-взрослому.

Отмазка, признаемся, сомнительная, но при этом звучит формально допустимо. Интересно, вот зачем ему все это? Явно ведь дело не только в пресечении преступления, хотя, само собой, это имеет место быть? Может, не хочет своих коллег подставлять? Или хочет на меня еще разок поглядеть в экстремальной ситуации? Не знаю, что из этого верно.

Но вписываться придется. И должок, повторюсь, за мной, да и полезен этот Нифонтов мне в будущем может быть. Мало ли как оно повернется?

И, если уж совсем честно, у меня внутри появился некий азарт, до того мне совершенно несвойственный. Я, как и всякий порядочный клерк, давно усвоил простую истину: «Не суйся в мутные темы, если не хочешь найти на свою задницу проблемы. Ну, или делай это за большие деньги, заранее оформив «шенген». Больших денег мне никто никогда не предлагал, а потому я никогда не лез в дела, от которых пахло риском, нестабильностью и возможными проблемами.

Здесь три этих запаха сплелись в один мощный аромат, причем самого главного компонента, который мог бы подвести под это предприятие хоть какое-то логичное обоснование, здесь не было. Проще говоря, я нарушал все правила, по которым жил последние годы.

И мне отчего-то это даже нравилось. Может, дело в том, что это все было настолько не похоже на то, как я жил раньше?

— А от меня-то что требуется? – задал вполне резонный вопрос я.

— Эй, приятель, кто-нибудь дома есть? – перегнувшись через сидение, постучала мне по лбу Мезенцева – Нам надо, чтобы ты вытряс из тамошней нежити все подробности произошедшего. И я говорю не о том, кем он был до смерти и прочих пикантных подробностях его бытия, а о том, что он видел за последнюю неделю. Уверена, этот поганец все знает.

— Редкий случай – заметил Нифонтов, сворачивая на развязку, ведущую на МКАД – Нечасто в том потоке сознания, который, как правило, льется из моей напарницы, проскальзывает хоть что-то рациональное. В принципе, все верно. Что знает по этому делу он, должны знать мы.

— И как вы себе это представляете? – совсем уж опешил я – Мне что, брать призрак за грудки и трясти, пока он не выложит все правду?

— Понятия не имею – как-то даже весело ответил мне Нифонтов – Кто из нас ведьмак – ты или я? Может так, может, как-то по-другому. Главное – результат. Надо это дело пресекать и срочно. Четыре одинаковые смерти – это почти «серия», скоро в Южном порту будет не протолкнуться от наших коллег, и, что хуже, от журналистов. Работать будет положительно невозможно, потому все надо закончить быстро, лучше всего — сегодня. Плюс еще один нюанс — кто бы это ни был, действует он нагло, не сказать – бездумно, а значит останавливаться и не подумает. И если следующей жертвой станет журналюга или кто-то из наших, вой поднимется до небес.

— Ровнину еще после третьей смерти кто-то звонил «сверху» — добавила Евгения – Он очки после этого разговора постоянно с носа снимал, и усердно тер тряпочкой. Те уже блестят, как у кота шарундулы, а он все трет и трет.

— Вот – назидательно произнес Нифонтов – Значит – плохо дело. Значит, присели ему на мозг неслабо.

Ровнин. Это их начальник, я помню эту фамилию, ее тогда на кладбище тамошний служитель упоминал.

— В общем – думай – посоветовал мне Нифонтов – Или покемарь маленько. Время есть, нам стоять теперь – не перестоять.

Это да. Мы влипли в пробку на МКАДе, которая, как известно, не имеет ни начала, ни конца. Потому что эта дорога кольцевая.

Кстати, мне мой родитель рассказывал, что в бытность свою юношей, то есть каких-то три десятка лет назад, он частенько шастал из родного Теплого Стана в сопредельный Мосрентген, который славился красотой проживавших там девушек. Так вот он пересекал МКАД туда-обратно, даже не вертя головой по сторонам. Тогда по нему проезжали три машины в час, не более. И никаких тебе «отбойников», надземных переходов и всего прочего.

Благословенные времена.

Самое забавное было в том, что, поразмышляв над причудами недалекого прошлого, я и в самом деле уснул. Физический труд на воздухе и неслабые эмоциональные всплески сделали свое дело.

Когда я проснулся, МКАДа за окном машины уже не было. Зато наличествовали сумерки, а также какие-то ангары, краны и прочая экзотика, которую в мегаполисе можно увидеть не всегда и не везде.

Судя по всему, мы прибыли в Южный порт.

 

Глава третья

Лесной хозяин все сказал верно – несмотря на то, что мы шли к последнему пристанищу неупокоенных душ самой что ни на есть короткой дорогой, добрались мы к ней уже в темноте.

Темнота эта, правда, была весьма условной. Тропу, по которой мы шли, подсвечивали какие-то гнилушки, воткнутые в пни, и светляки, кружившиеся над нами.

— Из тебя выйдет хороший ведьмак – толковал мне тем временем лесовик, бодро топавший впереди – Если начал с того, что обещание свое сдержал, то точно так и будет.

— Ну, а как по другому-то? – скромничал я – Слово дадено, нешто я его нарушить могу?

— А вот это ты заканчивай – повернувшись ко мне, помахал узловатым пальцем лесной хозяин – Ни к чему эти все «нешто» да «надысь». Время вокруг другое, и говорят люди теперь по-иному. Ладно я, коряга старая, но ты-то из нынешнего, нового времени? Вот и будь самим собой. А если ты мне приятное хочешь сделать, то лучше нежить с моей поляны высели. Ясно?

— Предельно – кивнул я.

— Время – оно меняется – засопев, снова двинулся вперед старик – И все остальное вместе с ним тоже. Хочешь выжить – будь умнее, не пытайся вернуть то, что ушло навсегда. Я вот это понял давно, потому и хозяин до сих пор этому лесу. А те, кто пытался за старое, отжившее, цепляться – где они теперь?

— Где? – заинтересованно спросил я.

— А нигде – хохотнул лесовик – На нет сошли, как яд у старой змеюки. Клык остался, а яда там нет, пережила она его. Пыхтят, стращают, друг дружке говорят, что они все еще владыки мира, даже забредшего к ним дурняком человека убить могут, а толку-то от того? Силы нет, радости бытия нет, крова своего нет. Туман – и только. А в тумане, как известно, ни толку нет, ни жизни. Сырость одна, да и только.

Интересно, это он о ком вообще говорит? Кого в виду имеет?

Но развить эту тему мне не удалось – мы пришли к конечной точке нашего путешествия, выйдя из березовой рощицы прямиком на заветную поляну.

— Давай – ткнул лесной хозяин пальцем в смутные тени, мелькавшие над поляной, покряхтывая, сел на землю под ближайшей березой и вытянул ноги, обутые в старые галоши. Под галошами виднелись шерстяные носки грубой вязки – А я погляжу, как ты это делать станешь. Интересно ведь.

— А до этого вы ни разу не видели, как души неприкаянные отпускают? – изумился я — Вам ведь лет уже… Много, короче.

— Видел, не видел – тебе какая в том печаль? – как мне показалось, с насмешкой ответил вопросом на вопрос лесовик – Делай свое дело, ведьмак.

Легко сказать. Там, в Лозовке, мне все это представлялось довольно несложным, а тут, под звездным августовским небом, точка зрения маленько изменилась. Нет, страха не было, но вот сам процесс… С чего начать-то?

Я ведь всего две души и опустил за всю свою недолгую ведьмачью карьеру. И обе были не против этого, более того – мне помогали. Потому как сами были ведьмаками при жизни. Так сказать – корпоративная этика в действии. А тут…

Тем временем тени, скользящие над поляной, как видно, учуяли меня и короткими смазанными движениями стали подбираться все ближе.

— Отпусти меня – вскоре услышал я слова, знакомые мне еще по прошлому визиту – Отпусти. Укажи путь.

Как и тогда, вслух эти просьбы не произносились, они звучали внутри моей головы. Неприятное, кстати, ощущение. Как когда зуб сверлят под анестезией. Боли нет, но вот этот скрежет, этот запах медикаментов и костной пыли, брызги воды… Бррр!

Сначала голос был один, того призрака, что подлетел ко мне быстрее остальных, но потом его товарищи по несчастью тоже подтянулись поближе, и через минуту мои уши заложило от их:

— Открой Врата! Спаси! Отпусти меня! Отпусти!

Шутки-шутками, но возникало ощущение, что сейчас моя голова просто взорвется от того бедлама, что творится вокруг.

— Так! – не выдержал я, приложил к ушам ладони и заорал в голос – Заткнулись все!

Невероятно, но это сработало. Призраки замолчали, причем все и сразу. Мало того – они даже перестали кружить надо мной и опустились на землю, если это можно так назвать.

— Вот – похвалил их я – А то устроили тут, понимаешь.

Лесной хозяин одобрительно крякнул за моей спиной.

— Так – я размял ладони, уж не знаю зачем – Выстраиваемся друг за другом, и подходим ко мне по одному.

Ну, надо же с чего-то начинать? В книге по этому поводу ничего не сказано, а мой личный опыт заключается, как я говорил, в отправке в конечную точку бытия только двух застрявших на земле душ. Думаю, надо повторить то, что я тогда на кладбище делал, а если не сработает, то тогда отправлюсь путем проб и ошибок. В любом случае, эти тени, похоже, сильно навредить мне не смогут. Максимум, занудят до полусмерти.

Да если честно, они меня вообще не волнуют. Вот то, что лесной хозяин может обидеться – это серьезно. Но, с другой стороны, он видит, что я пытался сдержать слово, так что, авось, выкручусь. Это переговорный вопрос, проще говоря.

Ну, и вообще – не надо думать о том, что ты проиграл до начала матча. Игра заканчивается только тогда, когда звучит финальный свисток.

Господидобрыйбоженька, какая ерунда в голову лезет!

— Вот ты, ко мне… Эээээ – я ткнул пальцем в одну из теней – Даже не знаю. Подлети?

Туманный сгусток, в котором с трудом улавливались человеческие очертания, приблизился ко мне.

Когда я отпускал ведьмаков, мы соприкасались пальцами. Но у того призрака этот палец хотя бы был. А здесь нет ничего.

— Ладони моей коснись своей ладонью – сказал я сгустку, который колыхался в каких-то сантиметрах от моего лица – Ну, или чем еще, я не знаю даже. Что-то же у тебя там есть?

Я поднял руку, и выставил свою ладонь вперед, так, как это делают мужчины, желая показать друг другу, что шутка оценена. Ну, или, когда «Спартак» наконец-то забил гол хоть кому-нибудь. А то играют, понимаешь, играют, а чемпионами раз в двадцать лет становятся. Не все болельщики и доживают до этого триумфа.

Тень обволокла мою ладонь, я ощутил влажное прикосновение, такое, какое бывает, когда попадаешь в туман.

В голове у меня ощутимо бамкнуло, так, что даже уши заложило, перед глазами пронеслись какие-то смазанные видения, более всего похожие на фотоальбом, пролистанный с приличной скоростью. Женщина в длинном льняном балахоне с вышивкой, какие-то мальчишки с огромной рыбиной, которую они несли впятером, кудрявый добрый молодец, лукаво подмигивающий кому-то, младенец, пускающий пузыри в архаичной колыбельке, подвешенной за веревки к потолку, и в конце концов яркий отблеск солнца на сабле, резко опускающейся вниз.

Все это мелькнуло перед глазами и пропало, по телу прошел легкий холодок, а сгусток тумана, стоявший передо мной, рассыпался на сотни мелких брызг, и стал не более чем росой на траве. Да и та через пару мгновений высохла.

— Молодец – подал голос лесовик – Справился! А то были у меня, понимаешь, сомнения!

— Рад, что оправдал оказанное мне высокое доверие – выдохнул я, прислушиваясь к себе.

Шутки-шутками, а первая тень, отправленная… Куда-то там, не знаю куда. Те две, они все-таки не в счет. И свои это были, и рядом Хозяин кладбища стоял.

А тут другое дело.

И, что главное, внутренний голос в колокол не бил, и «Беда! Напасть!» не кричал. Значит – все прошло нормально.

К тому же выводу пришли и тени. Они в силу возраста хоть и не обладали особым разумом, но сообразили, что к ним все-таки пожаловало избавление в моем лице, после чего даже выстроили некое подобие очереди, как я у них и просил.

Самый же шустрый уже колыхался прямо передо мной.

— Погоди – сказал я ему – Дай дух переведу.

А я знаю, что это был за фотоальбом. Это последние воспоминания, которые остались от той личности, которой некогда был призрак. Надо думать, что тогда, в шестнадцатом веке, он был женщиной. Вот я и увидел то, что для нее было в жизни самым главным, то, что даже время не стерло – образы ее матери, мужа и ребенка. Ну, и момент смерти.

Грех так говорить – но круто. Вот прямо круто.

Хотя вопросов теперь стало еще больше. Например — что я буду видеть, упокаивая более молодого призрака. «Молодого» — в смысле, не столь древнего как эти, не так давно умершего. Пару часов кряду смотреть кино под названием «И это все о нем»?

И сразу возникает следующий вопрос – вот на кой мне вся эта информация нужна? Интересно, никак нельзя от нее абстрагироваться?

Сгусток тумана, колыхающийся совсем, рядом недовольно толкнул меня в грудь, как бы давая понять, что пора бы и им заняться. «Толкнул», конечно же, сказано слишком громко, я, естественно, ничего не ощутил, но посыл был именно такой.

— Давай, давай уже – проворчал я и снова поднял ладонь.

Все случилось, как и в прошлый ряд, только фотоальбом изменился. Точнее – первый фрагмент был похож, это снова была женщина в длинной рубахе, изукрашенной вышивкой. А вот потом все было менее лирично, чем у предыдущей тени. Пара стоп-кадров с перекошенными рожами в крови, фрагменты какого-то застолья, а после еще и женское лицо, с закрытыми глазами, капельками пота на лбу и закушенной нижней губой. Ну, и как финал – поджарый усач в синем кафтане и с изогнутой саблей в руке, надо думать, тот самый поляк, который четыре века назад убил сгусток тумана, колыхавшийся передо мной.

При жизни это точно был мой собрат по полу, причем он умел и любил пожить широко и весело. Был он не дурак подраться, выпить, закусить и с девками поелозить. Я все-таки жизнь повидал, ясно же, отчего та красавица губу закусила.

— Лучше бы дальше здесь летал – пробубнил вдруг лесовик от своей березы.

К чему он это сказал я понял на секунду позже. Этот призрак не рассыпался росой, как предыдущий, его вдруг словно скрутила некая огромная рука, смяла, скомкала, а после вбила в землю у моих ног. Нет, никакой разверзшейся бездны, никакого разлома. Просто бесформенная масса тумана, причем уже не серого, а антрацитово-черного, впиталась в землю – и все. Даже мокрого места от нее не осталось.

А еще мое сознание зафиксировало короткий отчаянный крик. Совсем короткий и внезапно оборвавшийся. Как видно, перед тем, как покинуть эту землю, бывшая бесплотная тень на секунду обрела понимание кто она и что она. И, возможно, осознала, каким будет ее конечный пункт прибытия.

Стало быть, за душой у этого бывшего человека не только пьянки и гулянки, а грехи посерьезней. Такие, за которые покоем не награждают.

Ясное дело, это только мои предположения, но думается мне, что так оно и есть на самом деле. Иначе как объяснить тот факт, что одна неупокоенная душа, как видно безгрешная, ну, или не свинячившая в жизни сверх меры, стала росой, а вторая почернела и отправилась под землю?

Да и слова лесовика это подтверждают.

Блин, значит, все это тоже есть? Ну — ад, рай и прочие достопримечательности в стиле Данте Алигьери?

Не скажу, что я агностик или, того хлеще, атеист, но на подобные темы раньше особо не задумывался. Не моя это тематика, далек я от нее был. Да что там — это сейчас вообще не очень принято. Нет, одно время была мода на посещение церквей, держание поста, освящение офисов и автомобилей и личного исповедника. Особо стильные дамы даже заводили себе брендовые косыночки от модельеров со сложносочиненными итальянскими именами специально для походов в храм Божий. Но это было давно, и вера уже вышла из тренда. Если же говорить конкретно обо мне, я и тогда этого не понимал, и сейчас не очень приветствую, несмотря на свое равнодушие к данному вопросу. Как по мне – отношения человека и Бога дело исключительно интимное, они не должны становиться темой для обложки глянцевого журнала или репортажа музыкального канала. Нашел человек в себе Бога – хорошо. Не нашел… Ну, значит не нашел. Может, еще сложится. А может и нет, поди знай. Все от тебя зависит. Но выносить это на публику, как по мне, не стоит.

Но в любом случае заветы веры соблюдать по возможности надо. Мы не знаем, что нас ждет там, за закрытой дверью. А если все это правда? Если там и в самом деле нас судить по делам нашим будут? Ну, а вдруг? И что тогда? Переделать-то уже ничего нельзя, и никакой адвокат не поможет. Там все будет предельно просто и честно – вот твоя жизнь, те дела, которые ты в ней наворотил, и тот, кто будет решать, чего ты теперь достоин. По справедливости решать.

Кстати, мне теперь ТАМ ничего хорошего особо не светит. Если судить меня по божьим канонам, то я накосорезил по полной. Врать не стану, со словом Божьим я не очень знаком, но обрывков куцых знаний мне хватает для того, чтобы это понять. Судите сами —   я свел дружбу с представителями языческих культов, промышляю магией и стремлюсь стать образцово-показательным специалистом в богопротивной отрасли. А если учесть мое профессиональное прошлое и настоящее, то все станет совсем печальным. Я же банковский служащий. Мы прокляты изначально и по полной программе. Нам райских врат даже издалека не видать.

Следующий туманный сгусток тем временем уже нетерпеливо колыхался рядом, ему не терпелось покинуть эту Землю. И все повторилось снова – удар по моему сознанию, женщина в «дольнике», смеющаяся девушка с толстенной косой, лица ребятишек и огненный росчерк сабли.

Стоп. А что такое «дольник»? Это слово мне незнакомо. Но при этом я точно знал, что та рубаха, которая была надета на женщине с первого фото, называется именно так.

Одна за другой тени то рассыпались на брызги воды, сверкающие в лунных лучах, то уходили в землю, напоследок оглушив меня воплем. Причем то место, где они в нее ввинчивались, становилось все темнее, трава на нем пожухла и выглядела так, будто уже пришел октябрь.

А еще становилось все прохладнее. Меня буквально трясло от холода, даже зубы лязгать начали, как лютую стужу.

— Уффф – потер я себя за плечи, когда последний туманный сгусток стал росой – Задубел совсем. А еще говорят о глобальном потеплении. Август на дворе, а колотун как зимой.

— Какой колотун? – тихонько засмеялся лесной хозяин – Три недели дождей не было и ветра почитай, что совсем нету.  «Вёдро» стоит. Это, парень, тебя та сторона привечает, там-то всегда стужа. Помнишь, как оно зимой случается? Ты дверь на улицу открываешь, так тебя непременно воздухом холодным обдает. В доме-то тепло, а там-то студено. Вот ты сейчас такую дверь и открывал, да еще много раз и без перерыва. Само собой, что до костей пробрало.

— Ух ты – проникся я – Вот ведь!

То ли растирание помогло, то ли я просто согрелся, но холод отступил.

— А вообще ты поосторожней – посоветовал мне лесовик – Я останавливать тебя не стал, потому как у тебя своя голова на плечах есть, но на будущее запомни – силы надо соразмерять. Два с лишним десятка душ в один прием отпустить – это, знаешь ли… Перебор это. Та сторона хитра, только и ждет, когда ты ошибешься. Если кровь твоя остынет, душа замерзнет, она тут же это почует, и тогда жди беды.

— Так подсказали бы – я подошел к лесовику и присел с ним рядом – Понятно, что у меня своя голова есть, но совет лишним не бывает.

— Вот и посоветовал – невозмутимо ответил мне старик – Как закончил, так сразу и посоветовал. А ну как ты бы взял и передумал, кого-то из них на потом оставил? У меня, парень, свой интерес есть, и он всегда будет выше, чем твой. Ты, к слову, это тоже на ус наматывай. Это у людей чужое выше своего, случается, стоит. «Общее дело» там, или «все, как один». А у нас всяк кулик только свое болото славит. Мое – это мое, а твое – это твое. Сначала я свое должен получить, полной мерой, а уж после о твоем благе может подумаю. А, может, и нет.

— Спасибо за науку, дедушка – я передёрнул плечами, сбрасывая с себя остатки сонной изморози – Запомню твои слова.

— Вот-вот – лесовик сунул мне в руки круглый туесок – На, костяники поешь. Она сейчас в самую силу вошла, и для тебя как раз очень полезна. Да что ты по одной в рот кладешь? Горстями загребай, как положено.

Не знаю, чем именно костяника для меня полезна, но употребил я ее с удовольствием. Вкус у ягод был терпкий и сладкий одновременно, чем-то напоминающий ночной лесной воздух.

— Дедушка – спросил у лесовика я, прожевав очередную горсть ягод – А что такое «дольник»?

— Сарафан так тут называли – охотно ответил старик – В старые времена, само собой. Как, стало быть, у девки кровя пошли, она из рубашонки выскочила, так сразу в дольник влезла. Без вышивки, вестимо. С вышивкой только замужние бабы носили. А «дольником» его прозвали, потому как подол низкий был, до «долу» опускался. Не след девке, а тем более замужней бабе другим мужикам ноги свои показывать.

— Как все непросто – не знаю, в который раз, сказал я – Повидали бы наши предки, в чем мы теперь ходим.

Стало быть, не совсем бесследно исчезали тени. Я получил часть их знаний. Мизерную, копеечную – но получил. Хотя – даже не знаний, это я маханул. Слово «дольник» у меня в памяти осело и даже связалось с внешним видом одежды, но при этом само значение осталось загадкой. Это больше всего похоже на приобретение рефлекторных навыков, когда мозги не включаются и действие происходит на уровне мышечной памяти.

Ну и ладно, с паршивой овцы хоть шерсти клок.

— Березками тут все засажу – вещал тем временем мечтательно лесной хозяин – под осень самое то. Хороший хозяин как раз об это самое время дерево сажает.

— А мои родители всегда весной деревья сажают – удивился я.

— Весной тоже можно – кивнул лесовик – Да только тогда ему приживаться сложнее, сколько всего в земле ползает да вокруг летает. А зимой сок по стволу не идет, мороз же кругом, а корешку тепло, хорошо под снегом. Нет, осень – самое то, особенно для березки. Посажу да приглядывать буду. Лет через двадцать здесь от поляны и следа не останется, рощица будет.

Вот тут я и понял, почему этого странного старичка называют «лесной хозяин». Он хозяин и есть. Ему каждое дерево как родное, он его от рождения до смерти знает. Этот лес – он его жизнь.

Как он только нас, людей, терпит? Ведь ни один короед столько вреда его владениям не приносит, как мы.

Но поднимать эту тему я не стал. Себе дороже может выйти. Эти сущности, они ведь как стихия – никогда не знаешь, что им в голову взбредет. Людей можно хоть как-то разгадать, просчитать, нейролингвистически запрограммировать, в конце концов, а этих… Фига с два.

— Можно вопрос? – обратился я к старику, получил одобрительное сопение в ответ, и продолжил – Вот вы сказали, что, мол, «любит ваше ведьмовское племя пустыми словами сорить, лишь бы нужное получить». А это вы о ком речь вели?

— Да заходил ко мне один в гости – насупился лесной хозяин – Из ваших как раз. Когда это было-то? Еще до большой войны. Да не той, что с германцем, той, что с французом. Много чего обещал, выпросил у меня «одолень-траву», а слово не сдержал.

Ну, это он зря сделал. Хорошо хоть, что это было невесть когда, еще в первую Отечественную, срок давности преступления прошел.

Но вообще так не поступают. Зачем же наш цех так позорить, и на весь ведьмачий коллектив пятно позора накладывать?

— Ладно – лесовик встал с земли – Пошли, что ли? Тебе поспать будет неплохо, да и у меня дел полно. На опушке детишки нынче костер вечером палили, надо проверить, загасили или нет. Да и парочки попугать охота, их в августе много ко мне в гости захаживает. Так, знаешь, весело на них филина напустить или кустами похрустеть! Девки визжат, боятся! Потеха!

Стоп-стоп-стоп. Было такое. Мы как-то со Светкой, моей бывшей, в лесу целовались, это еще до свадьбы было, в «конфетно-букетный» период. И так все славно складывалось, я уж было почти до намеченной цели дошел, а тут прямо над головой у нас сова заухала. Светка перепугалась до смерти от неожиданности и в поселок меня утащила. Ну, и прахом все мои надежды пошли, пришлось еще две недели ждать, пока она у меня ночевать не осталась.

Так вот чьи это проделки были! Ну, старый… Пень!!!!

Как видно, старик понял, о чем я думаю, больно у него ухмылка ехидная на лице гуляла.

Все по той же короткой тропинке мы добрались до того места, где лесная дорога превращалась в поселковую и на прощание лесной хозяин мне сказал:

—  Исполать тебе, ведьмак. Ты не думай, что я совсем уж неблагодарный, мне покон ведом. За добро, что ты мне сделал, при случае отплачу. Надо будет спрятаться от лихих людей – приходи, укрою так, что с собаками не сыщут. Трав каких или кореньев если захочешь у меня в доме собрать – милости просим. Ну, и слово пущу о тебе, чтобы всякий лесной хозяин в наших краях знал, что ты не лиходей, вежеству учен и дело с тобой иметь можно. Но ты на это особо не рассчитывай, кланяться другим хозяевам хлебом да добрым словом не забывай. У нас ведь каждый сам за себя, но и всего-то.

— Благодарю – поклонился я лесовику – Помог я вам по доброй воле, но от подарка такого не откажусь. Особенно от трав и кореньев. Не все купить можно, что-то надо будет самому добыть.

— Мандрагыр нужен – ехидно сказал дедок – Да? Мандрагыр? Ладно, приходи следующим летом, накануне летнего солнцестояния, покажу тебе место, где один зрелый корень есть. Хороший корень, крепкий, толстый, знающая ведьма за него второй раз душу продаст, и даже в третий. Он под деревом растет, где века два назад одна девка удавилась от несчастной любви, так что сила в нем большая. Хоть трави кого, хоть от бесплодия бабу лечи – на все сгодится.

Вообще-то я о мандрагоре не думал, но от такого подарка не откажусь. Тем более, что он от бесплодия лечит. Если эта штука на самом деле работает, то на ней большие деньги можно будет поднять. Ну, если с умом к этому всему подойти.

А что тут такого? Ведьмачье ремесло, между прочим, достаточно недешевое удовольствие, запасы Захара Петровича скоро иссякнут, а новые денег стоят. Так почему бы и не подзаработать?

Кстати, еще неизвестно, на чем мой покойный несостоявшийся учитель свои первые капиталы поднимал. Видел я его офис на «Чертановской», который он незадолго до смерти как раз достроил. Двадцать с лишним этажей, стекло, металл и парковка на полсотни авто. Цифру, в которую все это обошлось, мне даже представить затруднительно. Не знаю я таких чисел.

Конечно, это все еще надо обмозговать как следует, с Вавилой Силычем посоветоваться, но почему бы об этом хотя бы не подумать? И чем я хуже матушек Агафий и потомственных колдуний Светозар?

Хотя, следует не забывать и о том, что магические услуги – это тоже бизнес, со своими законами и подводными течениями. А любой бизнес всегда не любит тех, кто в него приходит незваным, и пытается стащить с общего стола плюшку. Потому что плюшки на этом столе все уже посчитаны и поделены между едоками.

Обо всем этом я думал, уже распрощавшись с лесным хозяином, по дороге к дому. Где, кстати, меня поджидал изрядный сюрприз. А именно – мои старики решили не ждать завтра и приехали сегодня.

Экая досада! Не успел я сбежать. Теперь все. Утром, по холодку мне не на автобусную остановку топать, весело присвистывая, а что-нибудь копать. Или таскать.

Так оно и вышло.

В то субботнее утро я испытал все радости сельского бытия. Я и копал, и таскал, и даже кисточкой успел помахать – мама заставила нас с отцом подкрасить хозблок. А под конец еще отправила меня выкидывать мусор.

Управился я аж в три ходки, всерьез заподозрив, что мама специально его копила в ожидании меня в каком-то замаскированном углу. Ну не могли мы столько отходов с батей сегодня произвести. Ладно – банки из-под краски. Ладно, я слышал, как щелкала сучкорезом мама. Но откуда эти ржавые металлические рейки?

Но основная неприятность поджидала меня рядом с нашим домом, когда я, потный, взъерошенный и злой, в третий раз возвращался от поселковой помойки.

Эта неприятность совершенно не изменилась за то время, что мы не виделись. Она была одета в сиреневый сарафанчик, вертела в руках букетик каких-то цветов и насмешливо глядела на меня тем самым взглядом, от которого когда-то я терял дар речи.

Моя бывшая жена как всегда была свежа, прелестна и голубоглаза.

И за словом в карман не лезла.

— Смолин – удивленно и без какого-либо наигрыша произнесла Светка – А я ведь своим глазам не поверила, даже очки мамины специально напялила на нос. Смотрю в окно – батюшки, мой бывший благоверный как муравей веточки на помойку тащит. Сопит, кряхтит, надрывается, брюшком отросшим от фаст-фуда трясет. И откуда только здесь взялся? Ты же сюда уже несколько лет нос не кажешь, лишний раз со мной встречаться не хочешь.

Вот ведь память. Ну, было такое, сказал я ей при разводе, что вероятность нашей возможной встречи стремится к нулю, поскольку я теперь туда, где мы можем столкнуться даже случайно, носа не суну. А особенно на родительскую дачу. Я сам давно про эти слова забыл, а она – нет.

И нет у меня никакого брюшка.

— Маме-папе помогать надо – по возможности независимо ответил ей я – Они уже старенькие, сами не справляются.

— Саша – в этот момент выглянула из калитки мама – Давай, не задерживайся, с отцом надо еще душевую кабину перевернуть. Он и сам справится, конечно, но ты подстрахуй. Ой, здравствуй, Светочка!

Мама не желала смириться с тем фактом, что мы развелись и до сих пор лелеяла надежду на то, что все еще образуется.

— Здрасьте, тетя Лена – бодро ответила моя бывшая – Он уже идет.

— Разговаривайте-разговаривайте – тут же сменила тон мама – Митя и сам все сделает, как-никак спортсмен бывший!

И калитка закрылась.

Я ждал очередной колкости, но ее не последовало. Светка стояла, молчала, смотрела на меня и вертела в руках свой букетик цветов.

Самое забавное – мне тоже сказать толком было ей нечего. Поначалу, как только развелись, я столько всякого передумал, а сейчас… В голову ничего не приходит.

Нет, права Маринка. Мы с ней как-то у меня сидели, «мартишкой» баловались, и она тогда сказала, что встреча с бывшим — это как поход на кладбище. Стоишь над могильной плитой, думаешь о том, что не сделал, не сказал, не донес до человека, а изменить ничего нельзя. Все давно сгорело, превратилось в прах, ушло в землю и ничего не осталось. А если даже и осталось, то применения этому не найдешь – человека-то уже нет.

Все так, все верно. И сейчас тому есть прямое подтверждение, оно стоит напротив меня.

Кстати – вот еще одно свинство этой ситуации. Ну почему мы с ней встретились именно сейчас, когда я лохматый, чумазый, в трениках и сланцах на босу ногу? Нет, чтобы в городе, чтобы я в костюме дорогом был, и все такое. Ну, как человек чтобы выглядел.

Чушь какая в голову лезет.

— Н-да – наконец сказала она – Ты не изменился. Разве что располнел. А так – все тот же. Никогда ты не умел в нужный момент найти правильные слова. Я уж не говорю о твоей патологической неспособности принимать мужские решения.

— Какой есть – по возможности безразлично произнес я – Другим не буду.

— В том и беда – вздохнула Светка и повторила – В том и беда.

— Не знаю, других во мне всё устраивает – пошел я по-простому и банальному пути, то есть начал использовать обкатанные и проверенные поколениями мужчин фразы – Это тебе все не так во мне было, и не эдак.

— Смолин, вот какой же ты… — Светка, как видно, хотела поддержать нашу кинематографическую беседу не менее заштампованной фразой, но ей сделать этого не дали.

— Сашка! – донесся до меня чей-то голос, а через минуту мою шею обвили девичьи руки, а в щеку ткнулись мягкие губы – Как же я соскучилась!

 

 

                                                      Глава вторая

 

Никогда не подозревал, что Родька может быть настолько мстительным. Нет, бесспорно, мы и знакомы были недолго, но мне казалось, что я вроде как разобрался в характере своего новообретенного слуги.

Кстати, на редкость нелепо звучит – «своего слуги», никак не привыкну. В жизни бы не подумал, что у меня появится слуга. У нищих, как известно, их нет. А я, по сути, он и есть. Ну, не совсем бомжатка, разумеется, но недалеко от этого состояния ушел. Как, впрочем, подавляющее большинство населения этой планеты в целом, и конкретной страны, в которой я проживаю, в частности. Само собой, что на вечере встреч выпускников и при общении в социальных сетях с давними знакомыми я с гордостью причисляю себя к «среднему классу», и даже привожу аргументы, подтверждающие данный факт, но по сути это не более чем способ самоутверждения. Правда, радует тот факт, что я далеко не один такой.

Любой из нас, клерков, в плане трудоустройства уязвим невероятно, причем неважно в какой сфере кто работает. Банки, трастовые компании, туристический бизнес – везде есть мальчики и девочки, которые привычны к десятичасовой постоянной улыбке, умеющие набирать текст на клавиатуре «вслепую» и отвечающие на телефонный звонок даже дома привычной фразой «Добрый день, меня зовут Виктор, чем я могу вам помочь?». Но по сути это все, что они умеют.

Нам хорошо, когда все в стране хорошо. А вот как только ее шатнет чуть посильнее, тут-то веселье и начинается. Первыми с работы вылетаем мы, люди из младшего и среднего звена. У власть предержащих в компаниях, трастах и холдингах свои законы, взаимосвязи и пакеты акций, пусть с одним процентом, но все же.

Ну, а мы с какого-то момента во внутренних разговорах «кадровиков» перестаем быть Александрами, Аленами, Юлиями, Владимирами и приобретаем новый статус – «балласт компании». А что делают с балластом? Верно, его сбрасывают. А наши обязанности раздают тем, кто уцелел во время кадровой резни и остался на борту, причем с непременным комментарием:

— Мы за тебя долго боролись, еле отстояли. Но, сам понимаешь, надо доказать и оправдать. Так что теперь должностных обязанностей у тебя прибавится. Что? Ты совсем обнаглел. Какая доплата? Радуйся, что вообще работать остался.

Я такое видел не однажды, правда мне везло, и пока ни один из девятых валов «кризисного террора» меня не утопил. Но каждый раз мне было не по себе. Никогда не знаешь, когда на твоей спине «кадровики» мишень нарисуют.

Оно и понятно, у меня запасного аэродрома нет. Я кроме того, чем занимаюсь сейчас, больше ничего и не умею. Хорошо тем, кто имеет какую-то вторую профессию, у них альтернатива есть. А я… Черт, да мне кроме банка и ткнуться-то некуда. Точнее – было некуда, теперь-то кое-какие перспективы вырисовываются, пусть пока несформировавшиеся окончательно, туманно-призрачные, но все-таки, все-таки…

А в целом выходит, что вроде у нас, менеджеров среднего звена, все более-менее есть, а по жизни мы если и не нищие, то близко к тому стоим. Чуть сильнее тряхни – и посыплемся, как груши с дерева.

Про духовность я и вовсе промолчу. Нет, мы охотно спорим о Достоевском, Бегбедере и Мураками, слушаем концептуальную музыку и смотрим авторское кино, честно пытаясь на нем не заснуть. Это тренд, это надо, мы же еще и интеллектуалы. Но если доходит до дела… Мне знакомая одна рассказывала, что она, когда институт закончила и диплом получила, то с группой на природу поехала его обмывать, на два дня. Шашлыки, водочка, все такое. Понятное дело, когда луна на небо вылезла, народ решил спеть хором. Не знаю, как в Европах, а у нас выпить водки и не спеть хором, это хуже, чем выпить водки и не закусить.

Так вот – единственной песней, которую все до единого присутствующие знали наизусть, оказался «Владимирский централ».

А, вот что еще забыл сказать. Это были юристы. Вечерники. И многие из них уже работали по профессии, кто в следственном комитете, кто на таможне, а кто и в прокуратуре.

Ладно, это что-то меня занесло в сторону.

Так вот – Родька бурчал остаток ночи, все утро, пока мы собирали вещи и даже в электричке, сидя в рюкзаке, он и то издавал какие-то звуки и время от времени начинал толкаться.

Хорошо еще народу в вагоне было мало и по соседству со мной никто не пристроился.

Вот как его сидение от унитаза за живое задело.

Но, подозреваю, что русалки тут были и не причем. Просто так получилось. Ну, бывают на свете совпадения.

Другое дело, что Родьке это объяснить было невозможно. Он существо, упертое до крайности, и если что для себя решил, то все, хоть кол на голове ему теши, ничего не изменишь.

Когда в следующий раз поеду в Лозовку, то надо будет проследить, чтобы он и впрямь какую-нибудь отраву с собой не прихватил, а после в реку не бросил. Мне русалки понравились. Не знаю, за что их так фольклористы не любят, зачем всякие гадости про них пишут. Спокойные оказались барышни, не буйные. Знай сидят ночью на берегу, беседуют, при полной луне танцы танцуют. И вдобавок, все как одна с непростой судьбой.  Их пожалеть хочется, а не бояться. Всех, кроме Лариски. В ней как раз что-то такое, неприятное, было.

Хотя, возможно, меня они не тронули просто по некоему родственному признаку. Я ведь, по сути, теперь один из них. Из кого? Да из тех, кого на свете не бывает. Ведь так родители детям говорят, когда те спрашивают, есть ли Баба Яга, Кащей Бессмертный, Дракула и Сейлормун на самом деле? «Это все сказки». И я теперь тоже сказочный персонаж. Отчасти. Процентов на тридцать. Ну, сами посудите — я могу общаться с мертвыми, дружу с русалками, лешими и подъездными. И воюю с домовым. Кстати — не сомневаюсь, что после моего отъезда Антип устроил большой праздник, и, возможно, даже украсил дом по этому поводу.

Хотя, думаю, насчет Сейлормун родители детям правду говорят. Вряд ли она есть на самом деле.

А если серьезно – в том мире, который большей частью живет при лунном свете, в социальном смысле все сбалансировано не хуже, чем в обычном, человеческом. А может, даже и лучше. Люди склонны время от времени от безделья и по недоумию сотрясать устои общества и рушить все до основания, чтобы потом построить некий новый мир, который с огромной долей вероятности будет немногим лучше старого.

Здесь же все давным-давно определено и разложено по полочкам. Каждый знает свое место, каждый знает, что почем, и кто за кого впряжется, если чего. Понятий «друг» и «враг» у них нет, но некое подобие деления на «своих» и «чужих» имеется. А еще там все решают традиции и покон. Да, тот самый покон, про который я много слышал еще до отъезда в Лозовку. Насколько я смог понять, это был некий свод законов, по которому мой новый мир существовал с тех времен, когда старые боги еще спускались на Землю и бродили по ее дорогам, выдавая достойным награду, а негодяям заслуженную кару.

Про этот самый покон знали все, с кем мне довелось пообщаться, но как только я пытался узнать, где с ним можно ознакомиться, так сказать, в первоисточнике, на меня смотрели как на душевнобольного. Даже Родька, и тот только уставился на меня своими круглыми глазищами, похлопал ресницами, и ничего не сказал.

А жаль. Мой богатый офисный опыт говорит о том, что заучивать инструкции и положения наизусть дело бессмысленное, но ознакомиться с ними надо непременно. Никто никогда не знает, когда наступит день переаттестации. Но он непременно приходит, рано или поздно. И, как водится, внезапно и вдруг. Потому надо хотя бы знать, где стоит та самая папка, в которой можно найти ответы на вопросы.

Что примечательно – в моей настольной книге, той, что досталась по наследству, про покон нет ни слова. То ли мои предшественники не сочли нужным про него упоминать, то ли для них это была настолько прописная истина, что говорить про нее было просто глупо.

В общем, мне было о чем подумать в электричке, которая неспешно везла меня в Москву.

Вообще-то изначально я даже домой не планировал заезжать, а сразу хотел рвануть на дачу родителей. Для того и уехал из Лозовки за четыре дня до конца отпуска. Ну, а как по-другому? Надо. Я же тамошнему лесному хозяину обещал помочь, отпустить привязанные к месту своей смерти души. Они там лет четыреста маются, и ему как бельмо на глазу.

Нельзя сказать, что я очень высокоморальный человек и вот так всегда свое слово держу, но здесь и ситуация другая. Во-первых, врать таким сущностям дело неблагодарное. Телефонов у них, понятное дело нет и скайпа тоже, но что-то мне подсказывает, что новости из одного леса в другой, пусть даже и неблизкий, будут переданы быстро. Во-вторых – мне очень хотелось попробовать себя в этом деле.

Нет, страх имел место быть. Книгу я штудировал исправно, и, хоть по моей новой специальности там почти ничего сказано не было, все равно встречались фразы, к ней относящиеся. Вот хоть бы одна из них, написанная неким Евплом еще веке в пятнадцатом, кабы не раньше: «Аще того мертвяка не спровадишь за кромку, он тябе життя не дастъ. Блазница будеть, ходить, и жизню твою тянуть».

Не исключено, что речь идет вовсе не о неупокоенных душах, а о каком-то бродячем мертвеце, или даже вариации некоего древнерусского вампира, одетого вместо шелкового камзола и изысканного парика в армяк и лапти, но все равно холодок по спине пробирает.

Но если просто дома сидеть и всего бояться, то это мне пользы не принесет.

И еще – души на той поляне это самое то, что мне нужно. Очень уж они в нашем мире засиделись, и, насколько я понял, это играет мне на руку. Дело в том, что неупокоенные души, изрядно задержавшиеся на Земле, они перестают осознавать себя. Проще говоря – они чем дальше, тем больше теряют индивидуальность. Время помаленьку, но при этом непреклонно, стирает из них все то, что было присуще тем личностям, которыми они некогда являлись, усредняет, делает просто безликими фантомами, существующими по привычке. Без памяти, без желаний, без всего. Хотя нет, желания могут быть. Например, при случае напакостить живым, это в них заложено на уровне инстинктов. А еще такие сущности почти всегда мечтают о том, чтобы наконец прервать свое бесполезное существование.

И вот тут наши желания совпадают. Им надо уйти, а мне надо понять закономерности этого процесса.

Разумеется, это присуще только бесхозным душам, которые существуют вне здорового кладбищенского коллектива, вроде тех, что обитают в лесу близ дачи моих стариков. На кладбище действуют другие законы, там есть Хозяин и только он решает, кому и как проживать в пределах его территории. Хотя и там, я так думаю, все не так гладко обстоит. Не может душа с двумя-тремя веками за спиной ощущать себя такой же личностью, как при жизни. Не может она не завидовать тем, кто еще жив. Хоть в чем-то.

Так вот – я сразу хотел на дачу к родителям рвануть. Но чем ближе мы подъезжали к Москве, тем больше крепло у меня желание домой заехать. Сумку бросить, ванну принять, телефон, опять же, зарядить.

Да и Родьку там оставить тоже не мешало бы. Вообще-то я хотел все дела там поделать и смыться обратно в город до того, как мои старики туда нагрянут. Но, зная маму и ее чутье, можно смело утверждать, что этот номер у меня не пройдет. А значит моему мохнатому приятелю лучше там не появляться.

Разумеется, это все были отмазки, но звучали они у меня в голове очень убедительно. А потому через час с небольшим я подходил к своему подъезду, вдыхая забытый за две с половиной недели пыльный и жаркий городской полуденный воздух.

— Э, стой, а! – открывая подъездную дверь, услышал я женский голос – Стой!

Как ни странно, этот оклик предназначался мне. Это была дворничиха, она потрясала метлой, довольно шустро приближаясь ко мне. Как ее, блин, зовут-то? Вроде, Фарида. Или Хафиза?

— Ты что делаешь, а? – даже не подойдя поближе, укоризненно произнесла она и покачала головой – Ты зачем уехал, а?

— В смысле? – опешил я – Надо мне было.

— Надо ему было! – возмутилась работница ЖКХ и грозно стукнула черенком метлы об асфальт – Ты что, глупый совсем? У тебя женщина беременная, а ты уехал!

— Кто у меня? – выпучил глаза я.

— А Маринэ с пятого этажа? – пристыдила меня дворничиха – Забыл, э? Она твоего ребенка носит, а тебя нет! Иэээх! Так разве делают! Я ее даже не виню теперь! Чем с такой как ты жить, лучше вообще никто не надо!

Как видно, я пал в ее глазах на самое глубокое дно самого глубокого ущелья, поскольку после этих слов Фарида повернулась ко мне спиной, и отправилась восвояси.

Так я и не узнал, в чем она Маринку винит. Хотя и могу догадаться, чрезмерной нравственностью моя соседка сверху никогда наделена не была.

Но зато понял, о чем речь. Точно, было такое. Эта язва в свое время целый спектакль разыграла под названием «Смолин подлый растлитель», для того чтобы со мной в Лозовку увязаться. На свою же голову. С тех пор все бабушки в нашем доме, равно как и работники коммунальных служб, были уверены в том, что она носит моего ребенка. И даже плоский живот, который Маринка с завидным постоянством демонстрировала всему миру, натягивая на себя вызывающие топики, не являлся аргументом, опровергающим данную аксиому.

Все-таки приятно, что есть некие вещи, которые никогда не меняются. Например -последствия маринкиных проделок. Они всегда выходят боком кому угодно, только не ей самой. Исключением может служить, пожалуй, та самая достопамятная поездка в Лозовку, когда она через свое упрямство и любопытство чуть жизни не лишилась.

А еще к таким вещам относится родной дом, особенно если ты холостяк. От чего уехал, к тому и приехал. Стабильность. Есть в этом что-то такое, согревающее душу.

— Дома! – радостно сообщил мне Родька, которого я сразу же выпустил из рюкзака – Наконец-то!

— Не понял? – удивился я – Ты же меня сколько времени агитировал за то, чтобы мы съехали из города в деревню?

— Было – не стал спорить мой слуга, прошлепал в комнату и залез в кресло, которое, похоже, он возвел в ранг своей личной собственности – Но чего-то сравнение не в ее пользу. Не в пользу деревни. Там телевизора нет. И чайника электрического. И воды с пузырьками, которая «Саяны».

— Это да – признал я, посмеиваясь.

Да и то. Мне, горожанину, охота обратно, а он, всю жизнь там проживший, рад что в город вернулся. Вот уж, воистину – кому что.

— Хозяин – облизнулся вспомнивший про свою любимую газировку Родька – Надо в лабаз идти. Холодильник-то пустой. Чего есть будем?

— Гречки полно – не смог я отказать себе в удовольствии немного над ним поиздеваться – И риса. И пшена.

— Да? – опечалился Родька – И соли с сахаром?

— И их полно – подтвердил я – Ну, какие еще будут аргументы?

Слуга призадумался.

— С возвращеньицем! – послышалось с кухни – Как съездили?

— Мое почтение, Вавила Силыч – громко произнес я – Хорошо. Мне даже понравилось там. Воздух чистый, никакой суеты и спешки. Есть в загородном существовании нечто такое, что мы потеряли. Вот даже уезжать не хотелось.

— Это, Александр, потому что ты там был гость – как всегда степенно объяснил мне подъездный, входя в комнату – Ты туда ненадолго приехал, и знал, что вернешься в город. Опять же – лето на дворе, и с погодой тебе повезло. А оставь тебя там на постоянное проживание, да особенно поздней осенью или зимой, когда все снегом завалит, то уууу! Частный дом — это тебе не городская квартира. Там капает, тут поддувает, снег самому надо чистить, дрова пилить-колоть, печку топить.

— А я на что? – обиженно подал голос с кресла Родька.

— И еще за этим обормотом в оба глаза смотри – согласился с ним Вавила Силыч – Вот сколько всего. Так что, Александр, живи где родился, то есть здесь, в городе. Не ищи от добра добра.

— Так и в мыслях не было переезжать – заверил подъездного я – Кстати, из забавного. Я там с домовым характерами не сошелся. Он меня из дома как только не гнал. Даже душить пытался.

— Да что ты? – изумился подъездный – Родион, а ты куда глядел?

— Чуть что, так Родион! – взвился вверх мой слуга – Я ему, мохнорылому, три раза морду мял, объяснял, что нового хозяина надо не меньше чем старого чтить. Он не слушает, говорит, что городских в гробу видел, не указ они ему.

— Видать, из старых домовик – со знанием дела вынес суждение Вавила Силыч – Из исконных. Да и тьфу ты на него, Александр. Дом он все одно беречь станет, такая его судьба. И тебя, как хозяина, со временем тоже признает. Любить, может, и не будет, а чтить станет, никуда не денется. Ты, главное, в ближайшее время ремонт там не затевай, старые стены не рушь, чтобы его злобу до крайности не доводить. А потом все устроится. И плохо про него даже не думай, он чужого на порог не пустит и злоумышлять против тебя не станет.

Значит, с ремонтом пока не сложится. Да и ладно, мне там не жить. Да и не факт, что я вообще в этом году туда еще наведаюсь. Отпуск кончается, лето тоже к концу идет, скоро осень. Дожди пойдут, грязь там будет несусветная. А как снег ляжет, я туда и вовсе не доберусь.

Интересно, а откуда ведьмы продукты зимой берут? Летают за ними, что ли?

— А у нас тут все по-старому – Вавила Силыч сурово глянул на Родьку – Все свое дело знают, кроме одного лентяя мохнатого, который гостю даже чаю не предложит.

Мохнатый шарик тут же скатился с кресла и поспешил на кухню. Вот ведь. А скажи ему я то же самое, может, и не воспоследовал бы результат. Нет, разбаловал я его.

— Марина с пятого этажа к тебе раза три заходила – тем временем сообщил мне подъездный – И звонила в дверь, и ногами в нее стучала. Особенно в прошлые выходные. У нее компания собралась, они всю ночь водку пили, разные разговоры вели, тебя вспоминали.

— О как – заинтересовался я – Что за люди?

— Коллеги ее по работе – тут же ответил Вавила Силыч – Я их до этого всех видел уже. И еще крепкий паренек один был, на имя «Стас» откликался. Полицейский, похоже, эту публику ни с кем не спутаешь. Он, кстати, водку и принес. Целый ящик.

А, понятно. Стало быть, дали приятелю Севастьянова внеочередную «звездочку» на погоны. Он еще тогда обещал, что если дело выгорит, то с него ящик водки.

Однако – быстро как. Времени-то прошло всего-ничего.

— Вспоминали-то по-доброму? – поинтересовался я.

— А как же – заулыбался Вавила Силыч – Правда, о том, что ты себе на уме, тоже говорили. Но без злобы. Так, шуткой.

— И хорошо, что меня не было – порадовался я – В такую жару водку пить – себя не жалеть. Больше никто не заходил?

— Нет – покачал головой подъездный – Я бы рассказал.

Впрочем, – а кого мне еще ждать? У меня не так много знакомых, а таких, которые знают где я живу, вообще по пальцам пересчитать можно.

Зато на телефоне, который я поставил на «зарядку» и после этого сразу включил, обнаружилась целая куча пропущенных звонков, и вот там было то еще разнообразие. Например, меня разыскивали сослуживцы, которым что-то внезапно понадобилось. Что именно – понятия не имею, и прямо сейчас выяснять не собираюсь. Все вызовы прошли в один день, стало быть, какую-то бумажку не нашли и пошли по пути наименьшего сопротивления, то есть — начали мне названивать. Десять звонков за три часа. А потом – как отрезало. Значит – либо нашли желаемое, либо меня уволят в первый же день после отпуска. А что? Такое бывает, я сам видел. Вышел человек на работу – веселый, загорелый, пакет магнитиков в руке, а ему под нос заявление тычут и говорят:

— Подписывай по-хорошему.

Еще звонила мама три раза, Маринкин телефон раз пятнадцать отметился, пять вызовов прошли с неизвестных мне номеров, скорее всего кто-то жаждал предложить мне положенную законом юридическую помощь или бесплатное медицинское обследование. И два раза со мной хотел пообщаться Нифонтов.

А вот это уже серьезнее. Тут придется перезвонить. Как ни крути, а у меня перед ним должок имеется, который все равно придется возвращать. Жизнь-то он нам с Маринкой тогда в лесу спас, что было – то было. И ночная заварушка на кладбище этот долг не списала, там каждый из участников решал свои собственные вопросы. Кто устранял угрозу для жизни, кто преступника, причем физически, кто звездочку зарабатывал. Каждому свое.

Я решил не откладывать разговор с оперативником отдела 15-К в долгий ящик, и сразу набрал его номер, но безрезультатно. Он был недоступен.

— Вот, больше ничего нету – сообщил Родька, тем временем накрывавший на стол – Хоть убейте.

К чаю у нас дома были только сушки, дошедшие до состояния каменной твердости.

— Не шуми – попросил я его, убирая телефон в сторону – Схожу я сейчас в магазин, схожу. Надо же тебе что-то три дня есть, пока меня не будет.

— Опять куда собрался? – уточнил Вавила Силыч, шумно хлюпая чаем – Вот ты, Александр, неугомонный стал. Раньше все дома сидел, фильмы глядел или в интернете лазал, а теперь как шило тебе в одно место воткнули.

— На дачу к родителям поеду – объяснил я ему – Надо стариков проведать.

— Это правильно – одобрил подъездный – А за этого неслуха не волнуйся, пригляжу за ним. Или к делу какому приставлю.

— Опять удава ловить? – хмыкнул я.

— Ииии, где тот удав! – хихикнул Вавила Силыч – Съели его уже.

— В смысле? – опешил я.

— В прямом – невозмутимо ответил подъездный – Один умник из четырнадцатого дома вычитал в какой-то книжке, что копченый удав сильно вкусный. Вот они его в подвале и зажарили, там же и схарчили. И чуть не потравились насмерть! То ли приготовили неправильно, то ли еще чего не так с этой змеюкой. Митрич, их старшой, цветом лица как фрукт апельсин стал, весь оранжевый. Зрелище, я тебе доложу! Прямо такая радость на душе у меня была, когда на него смотрел, словами не опишешь.

Нет, все-таки какая у меня жизнь теперь интересная началась! Кому расскажи, что домовые зажарили и съели в подвале обычного московского дома удава, ведь не поверит никто. Да что там — за психа примут. А ведь оно так и было на самом деле.

— Когда поедешь-то? – уточнил у меня Вавила Силыч, хрустя сушкой – И на сколько?

— Завтра – потянувшись, ответил я – Сегодня уже лень. И до воскресенья.

Хотя, может и до субботы. Тут все зависит от того, до какой степени маму пробьет на хозяйственную деятельность и насколько удачлив я буду при побеге с родных шести соток.

Август на дворе, мои старики каждые выходные теперь туда ездят, урожай собирают. Помидоры поздние, груши, тыквы, кабачки. Так что дело всегда найдется, для меня в особенности. Вон, хоть бы бочку тягать опять заставят.

Эта бочка – мое проклятие. Когда-то синяя, а теперь желтая от ржавчины, она мыкается по нашему участку как «Летучий голландец». Ну, как мыкается? На моем горбу катается.

То мама в ней огурцы сажает, и она занимает место за беседкой. На следующий год она решает найти ей другое применение, а именно приспособить под сжигание мусора, после чего я качу этого круглого монстра на противоположную сторону участка, к забору, перед этим изымая из нее землю и копая новую яму, для пущей бочкоустойчивости. И так год за годом.

Последние несколько лет она опять выполняла огородно-огуречную функцию, но это потому что мне хватало ума на дачу особо не соваться. Но теперь все может перемениться, я же буду там.

Кстати – как напророчил. Ну, или у мамы веб-камера на заборе стоит, и она отслеживает через сеть, кто там около ее дачи трется. Стоило мне только на следующий день приехать на дачу и открыть калитку, как зазвонил телефон.

— Саш, ты где? – требовательно спросила мама – Почему трубку две недели не брал?

Я попытался что-то объяснить, но она привычно не стала меня слушать, высказав кучу претензий по поводу моей безалаберности и невнимательности к ближним своим. Кончилось все приказом прибыть в эти выходные на участок, чтобы хоть часть моего отпуска пошла на благое дело. Если не сегодня вечером, то завтра утром точно.

— Уже – хмуро ответил ей я, прекрасно понимая, что за этим последует.

Но врать не стоит. Только хуже себе сделаю.

— Что «уже»? – изумилась мама.

— На дачу приехал – объяснил я – Излагай, что делать. А то ведь мне уже завтра уезжать.

Нет, полных два дня, до воскресенья, я не выдержу. Родительская любовь – это святое, но рассудок дороже.

— Тогда самое главное – деловито сказала мне мама – Бочка!

Я провозился с заданиями, надиктованными мне мамой, чуть ли не до заката. Нет, мне раньше в лес и не надо было идти, но ведь можно было вместо этого на диванчике полежать и в телевизор потаращиться. А вот хрен-то!

Как иные товарищи с родителями до седых волос живут, а? Это же с ума сойти можно что такое!

В лес я вошел тогда, когда багровое солнце стремительно начало валиться за верхушки елок. Повторюсь – август, смеркается теперь куда раньше и куда быстрее, чем в июне-июле. Да и ночи куда темнее стали, это в начале лета даже в полуночный час небо все равно прозрачно-светлое. А теперь – куда там.

Я убрал в карман телефон, с которого только что еще раз пытался дозвониться до Нифонтова, достал из пакета, прихваченного с собой краюху хлеба, положил ее на пенек и громко сказал:

— Добрый вечер, батюшка лесной хозяин. Не побрезгуй моим угощением и позволь погулять в твоих владениях.

— Я же тебе сказал, паря, что ты в моем лесу всегда желанный гость – послышалось из-за ближайших кустов – Хотя за хлебушек спасибо.

— О чем речь! – я помахал рукой шагнувшему мне навстречу старичку в ватнике и кепке с надписью: «Таллин -80» — Почему не порадовать хорошего… Кхм…

Слово «человека» тут было не сильно уместным.

— Да ладно – верно расценил мое смущение лесной хозяин, и прихватил с пня краюху – А ты, я гляжу, за это время успел-таки к силе ключик подобрать? Молодец. Хитер да умен, два угодья в нем.

— Учуяли? – сразу же полюбопытствовал я.

Мне вообще было интересно, как эти существа моментально узнают таких, как я, как им удается распознать, что у меня есть сила. Подозреваю, что это у них врожденный талант, который нам, людям, недоступен.

Хотя… Та мерзкая болотная ведьма, что меня чуть не прирезала ночью в парке тоже ведь что-то учуяла.

Но мне пока такое было не под силу.

— А как же! – даже как-то возмутился старик – В мой лес ведьмак пожаловал, да еще и из тех, что с «той стороной» знается, а я про это сразу не проведаю? Что же я тогда за хозяин этому месту. Ты, кстати, чего пришел-то? Так, лясы поточить или по делу какому?

— Слово сдержать – веско произнес я – У меня как? Сказано – сделано.

— Молодец – лесной хозяин поправил кепочку – Даже два раза. Первый – потому что обещания свои помнишь. Второй – потому что нахваливать меня не стал, мол: «как вам да не помочь, вы же такой-разэдакий». Любит ваше ведьмовское племя пустыми словами сорить, лишь бы нужное получить.

А вот это интересно. Кто это кроме меня сюда захаживал и когда? И чего от этого старичка-лесовичка хотел?

— Так пошли – дед махнул свободной от ковриги рукой, и перед нами появилась тропинка, ведущая вглубь леса – Солнце почти село, к тому времени как дойдем, и эти канительщики на поляну вылезут.

 

 

                                      Знаки ночи

 

Все персонажи данной книги выдуманы автором.

Все совпадения с реальными лицами, местами и происходящими или произошедшими ранее событиями —  не более, чем случайность.

 

                                       Глава первая

                                   

— А если ты не перестанешь на нас так смотреть, то мы разбудим нашего повелителя – сообщила мне грудастая русалка Лариска – Да-да-да!

— Врет она – презрительно опроверг слова Лариски Родька, и сплюнул на сразу же после этого зашебуршившегося на крючке червяка – Ей в радость, что ты на ее титьки пялишься. И повелителя у них никакого нет. В старые времена этим дурам Речной Конь был указом, но его никто уже лет двести не видел. А местному водянику на этих склизких плевать. Он вообще почти все время спит, просыпается только когда весной вода разливается, да когда рыба икру метать начинает, он тогда рыбаков слишком ретивых гоняет.

— А на Ильин день? – почему-то обиженно добавила еще одна русалка. Ее имени я не знал, но мне она нравилась больше чем нагловатая Лариска.

— Точно – признал свою оплошность мой слуга, который как раз забросил удочку в реку – Еще после Ильина дня глаза продирает, чтобы утопить кого-нибудь. Традиция, как без этого. Эй, девки, если кто мне на крючок старый сапог подвесит или корягу, то я вам такое устрою, что мало не покажется.

— Напугал! – вызывающе подбоченилась Лариска – Клубок на ножках!

— Я в городе был, я жизнь повидал – веско произнес Родька и нехорошо оскалился — И скоро опять туда уеду, чего мне с вами сидеть тут, в глуши. А когда после вернусь, знаешь, чего привезу, знаешь?

— Чего? – язвительно поинтересовалась Лариска – То, чего у тебя никогда не было?

— Химию! – вытаращив глаза, рявкнул Родька – Не слыхала о такой? А она – есть! Накидаю вам в реку этой химии, все тут передохнете!

— Есть такая – негромко сообщила немного опешившей Лариске немолодая русалка с седыми волосами, которая, похоже, была у них главной. Звали ее Серафима – Лет сорок назад в Ведомку с полей эту самую заразу спустили, так в ней даже водомерки передохли.

— Ведомка! – надула губы Лариска – Эту Ведомку воробей перейдет, лапок не замочит.

Я глядел на это все и в очередной раз офигевал. Ну, сами посудите, какова картина – ночь, луна, лето, река. Вроде так все ничего? Ну да, где-то так. Только вот на берегу этой реки расположилась теплая и очень необычная компания – я, начинающий ведьмак Александр Смолин, мой слуга Родион, существо неопределенного вида, более всего похожее на меховую муфту, только с руками, ногами и непредсказуемым характером, да еще с десяток русалок разного возраста.

Мне, кстати, всегда казалось, что все русалки должны быть молодые и красивые. По определению. Так классики в книжках писали, и в кино так всегда было. Да оно и понятно – русалками, если верить сказаниям, становятся молодые девушки, которые сиганули в воду по доброй воле, как правило, из-за несчастной любви.

А вот и нет! Оказывается, не так все просто. Возраст здесь вообще не играет никакой роли, той же Серафиме на глазок сильно за сорок было. Тут все решает твоя жизнь до смерти, и только она. Если у утопившейся душа была чистая, неповинная ни в чем, то она сразу отбывает туда… Куда-то туда, где ей будет хорошо. Куда точно – не знаю. Раньше думал, что в курсе, а теперь я ни в чем не уверен. Мир вокруг меня оказался более многогранным и многомерным, чем мне казалось еще совсем недавно. Настолько, что я теперь много сомнениям подвергаю. Нет-нет, речь не о вере. Просто плоскости сместились, и чтобы все снова хоть как-то устаканилось, мне нужно время.

Так вот – русалки. Если душа чистая, она отбывает в заоблачные дали, а тело… Что тело? Как повезем. Может, его прибьет к берегу, и тогда делом займется полиция, а, может, течение загонит его под огромную корягу, которых в этой реке немало, и его съедят рыбы и раки.

И даже тот факт, что это вроде бы как самоубийство, тут не помеха.

А вот коли на душе у утопленницы был какой грех из серьезных, то дело плохо. Плавать ей в этих водах до скончания веков, гонять мальков да болтать с подругами ни о чем в лунные летние ночи на берегу.

И топить мужчин, которых сдуру на берега этой реки занесло. Потому как каждая невинно загубленная русалкой душа дает ей возможность хоть ненадолго ощутить биение жизни в своем холодном теле.

Кстати, судя по разговорам и обмолвкам, та же Лариска не одному загулявшему мужичку водорослями на дне ноги спутала. Была она русалка разбитная и веселая, но при этом проскальзывало в ней что-то очень недоброе. То ли во взгляде, то ли в голосе.

Насколько я понял, она топиться и не думала, просто шла пьяная через мостик, поскользнулась, да и свалилась в реку. Грехов за ней числилось где-то на пароход, начиная от вытравливания плода бабкой-знахаркой и до воровства по мелочи, потому в речной штат она была зачислена сразу же после того, как вода заполнила ее легкие.

И еще один интересный факт – самой молодой из русалок перевалило за сотню с хорошим гаком лет. Имеется в виду не по земному летоисчислению, а по подводному. Не думаю, что после революции девушки и женщины резко перестали тонуть, но факт есть факт – светловолосая Аглая с кувшинкой за ухом была среди речных прелестниц самой юной. И это при том, что она упокоилась на дне еще при царствовании Александра Третьего. Так она сама сказала, назвав его при этом «царем-батюшкой». Лариске же и вовсе больше двух сотен лет было, а вытравленного дитятю она прижила от какого-то лихого французского улана, которого вспоминала с неизменным удовольствием, называя его «Раулюшкой».

Вообще-то я к русалкам хотел наведаться сразу после того, как немного обжился в доме покойного ведьмака. Точнее – теперь уже, разумеется, в моем доме. Собственном. Да-да, вот как-то так, незаметно, я стал домовладельцем, если и не по государственным законам, то по законам наследования силы и всего остального, что в рамки привычного мировоззрения не укладывается.

Так вот – очень мне на них хотелось посмотреть, еще с тех пор, как про это речное диво Родька в каком-то разговоре упомянул. Ну, все-таки русалки — это классика. Про Хозяев кладбищ я до событий, которые как катком прошлись по моей жизни, слыхом не слыхивал, про подъездных тоже, а вот про девушек с рыбьим хвостом неоднократно. И в кино видел, и сам, бывало, шутил, что мол, русалка лучшая жена, потому как ее хоть в постель, хоть пиву – всяко хорошо. Но как-то так и не сложилось у меня с визитом на берег реки, что протекала всего в паре километров от Лозовки. То одно, то другое, вот и дооткладывал его на самую последнюю ночь перед отъездом обратно, в Москву.

Хотя удивительного в этом ничего нет. Две с половиной недели пролетели как стрела, и каждый из дней был заполнен маленькими открытиями, сюрпризами разной степени приятности и наматыванию на ус разнообразных премудростей. Да что там! У меня и война тут была, самая настоящая, позиционная.

Нет-нет, не с Дарой и ее подругами. Тем более, что страшная как смерть ведьма Дара снова стала благообразной Дарьей Семеновной, любительницей телесериалов и трудолюбивой огородницей.

Но тут надо поподробнее рассказать.

Я обрел силу, а потому все договоры, что покойный Захар Петрович заключил с ведьмами, теперь распространялись и на меня. То есть, вот так просто мне теперь уже кровь не пустишь. Боком может выйти.

Мне про это сама Дарья Семеновна и рассказала. Она пожаловала к дому ведьмака сразу после того, как я вошел в калитку. Даже замок с входной двери снять не успел, и вещи в дом занести.

Понятное дело, я напрягся. Чего врать, если и был какой-то момент, смущавший меня в этом путешествии, так как раз эти ведьмы проклятые. Умом я понимал, что им себе дороже пытаться меня угробить, но то умом. А как представишь себе, что они всю ночь будут под окнами шляться, так сразу не по себе становится.

Я все же не спецназовец, не рейнджер техасский, и не рыцарь без страха и упрека. Я еще месяц назад был обычным клерком обычного банка, скучным, небогатым и толстеющим.

Нет, в вопросах дохода и прибавления веса для меня пока ничего не изменилось, но вот скучать стало некогда. Очень уж много вокруг меня всякого интересного происходит.

Вот, например, сейчас я беседую с бабулей, которая, похоже, застала еще те времена, когда Русь не покрестили. Она не то, что Ленина вертикального помнит, она, вероятно, с Ильей Муромцем знакома была.

— Вижу-вижу – без всяких приветствий начала разговор Дарья Семеновна – Стало быть, обуздал силу? Молодец, что еще скажешь. Я-то, грешным делом, думала, что не сможешь, что кишка у тебя тонка. Ошибалась, значит.

— Выходит, так – согласился с ней я, ставя рюкзак и сумку на крыльцо – Вот, не оправдал ваших надежд.

— Оно и хорошо – заулыбалась бабка, показывая крепкие молодые зубы – Так даже интереснее.

— Я не книжка, вам меня не читать – постарался по возможности независимо произнести я — В чем тут интерес-то?

— Сильный противник, он всегда лучше, чем слабый – объяснила ведьма – Он в жизнь перцу добавляет. Вот Захарка сгинул – и чего-то нам не хватает. А теперь есть ты – молодой красивый. Глуповат пока, но это не беда. Может, еще успеешь поумнеть.

— Спасибо, что не добавили «вкусный» — совершенно не кривя душой, произнеся я – Как-то спокойнее на душе после этого.

— Это сказки все, что мы людей едим – бабка была само дружелюбие – Нет, когда-то давно, еще при старых богах, всякое случалось, понятное дело. Но и тогда человеков никто в печи не жарил, и всякой чуши, вроде «поваляюсь, покатаюсь Алексашкиного мясца поевши», не распевал. Сердце ели, это было. Но для чего?

— Боюсь спросить – опять же абсолютно искренне прокомментировал ее слова я. Честно – мороз по коже прошел. Так она это буднично говорила, так спокойно, что было предельно ясно – ела она человеческие сердца. Точно ела.

— Ритуал – подняла узловатый указательный палец вверх Дарья Семеновна – Он того требовал. Иначе ни Мара, ни Чернобог нас даже слушать бы не стали.

Господи, это сколько же ей лет? Я что-то про этих богов слышал, конечно, но что, где и когда не вспомню. Кстати. Возможно даже в «Что? Где? Когда?» слышал, был там такой вопрос. Забавно. Каламбур.

— Но сейчас оно нам зачем? – продолжала вещать старуха – Возни больше, чем проку. Старые боги нас не слышат из своих дальних далей, а других на их место не пришло. Только этот, Единый.

— Да? – не удержался я – А в лесу тогда зачем хотели под травку уложить?

— Как же вас было не растерзать? – по-моему, даже обиделась ведьма – Да ты что, милый! В тебе сила гуляет ничейная, и очень даже для нас полезная. Девица, что с тобой сюда пришла, тоже сладенькая, как конфета — молодая, нерожавшая, изрядно нагрешившая и некрещеная. Да кто же такую добычу отпустит? И обижаться за это не след. Вы пришли к нам в руки доброй волей, так что все было честно.

И ведь что досадно – хоть бабка чуть и наводит тень на плетень, потому как по лесу нас по ее указке кружила, но в целом она права. Сами сюда, в эту деревню, пришли, сами сглупили. Чудо, что живыми остались, сейчас я это куда лучше, чем тогда понимаю.

— А теперь все будет по-честному – бабка снова расплылась в улыбке – Договор в силе, мы твоей смерти добиваться не станем. Желать ее будем, слабости не простим, но, чтобы нож в спину, или там яд в стакан – это нет. Мы не люди, у нас если слово сказано и услышано, то оно нерушимо. Но и ты соответствуй.

— Мне вы без надобности – твердо заявил я – Не за тем сюда вернулся. У меня свои дела и свои интересы.

— С тобой все ясно. Но есть же еще твой дружок, судный дьяк. С ним как? – прищурившись, поинтересовалась Дарья Семеновна – Он заехать обещал. Мы его не боимся, но лишней огласки нам не нужно. Вот убьем мы его, так ведь следом его приятели притащатся, придется отсюда лет на двадцать съезжать куда-то. Зачем на это все? Хозяйство здесь у нас, огороды, уклад привычный. Антенны спутниковые вот поставили в тот год. Скажи ему, чтобы носу он сюда не казал, и все останутся довольны.

А ведь врет она. Пусть отчасти, но врет. Нифонтов сам по себе ей, может, и не страшен, но вот его друзей она явно опасается.

— Это ваши с ним дела – покачал я головой – Вот вы и разбирайтесь. Но сразу скажу, мадам – если вы чего с ним сделать задумаете, то я глаза прикрывать на это не стану. Разойдетесь миром – хорошо. Дойдет дело до драки…

— И что тогда? – заинтересованно поторопила меня старуха.

— Видно будет – веско закончил я – Пусть это останется для вас секретом.

— На том и порешим – Дарья Семеновна снова расплылась в улыбке – А пока будем жить да поживать по соседству. Может, тебе огурчиков принести, морковки, ягод каких? Урожай в этом году, слава Герману, хорош на диво!

— Слава кому? – переспросил я – Герману? А это кто?

Дарья Семеновна только грустно вздохнула, глянув на меня, да и посеменила от калитки прочь.

При чем тут Герман? Кто это вообще такой? Явно не тот, что «три карты, три карты, три карты». Но других Германов я не знал. Да и тот вроде с двумя «н» пишется.

А вот следом за этим и началось то, что кроме как «войной», никак не назовешь. Я-то думал, что опасность будет ждать меня за калиткой, а она оказалось, таилась в доме.

Меня невзлюбил домовой, тот самый Антип, о судьбе которого я так беспокоился. Знал бы – дихлофос с собой прихватил или какую-другую отраву позабористей. А может, удава в подвалах дома № 14 попробовал найти, чтобы он эту бородатую заразу удавил на чердаке.

Не знаю, что я ему сделал, но осаду он вел по всем правилам. Точнее, как и водится на хорошей войне, без каких-либо ограничений.

Начал он с того, что под утро первой ночи, которую я провел под крышей своего нового дома, меня чуть не удавил. В самом прямом смысле. «Чуть» — потому что до конца это дело он довести не смог бы в любом случае, нельзя домовому хозяина убить. Жизнь ему испортить можно, покоя не давать – тоже, даже выжить из-под крыши можно, хоть это решение и является почти самоубийственным. А вот убить нельзя.

Этот паскудник навалился мне на грудь, когда в окошках уже забрезжил рассвет и я, наконец, уснул. На новом месте мне всегда спится скверно, так уж я устроен, потому полночи проворочался без сна. И вот как только задремал, началось.

Грудную клетку сдавило, горло тоже, да так, что я аж захрипел. Открываю глаза, а на моей груди сидит какое-то косматое исчадие ада, сверкает глазами, сопит и что-то ворчит в свою нечесаную бородищу.

Я только и смог просипеть:

— Ты что? Ты кто?

А этот гад мне и говорит:

— Убирайся, откуда приехал! Это мой дом!

И давит все сильнее и сильнее, так, что мне уже дышать почти нечем.

Спасибо Родьке, который от всего этого кавардака проснулся.

Ох, он и разозлился!

Прямо соколом налетел на Антипа и как начал его дубасить своими лапами!

— Какой твой дом! – орет – Это нашего нового хозяина дом! Он вообще если захочет, тебя отсюда выкинет, и нового домовика найдет! Вас, поди, много, а хозяев-ведьмаков раз и обчелся! Невежа ты пучеглазый!

В результате эта парочка, сцепившись, слезла с моей груди и начала кататься по полу, лупася друг друга куда придется.

А я только сидел, хватал ртом воздух и глазел на эту битву титанов.

Кончилось все вничью, но своего Родька добился – душить меня Антип больше не пытался. Зато начал гадить по мелочам.

То сыпанет в еду какой-то измельченной и редкостно вонючей травы, то всю ночь шебаршиться за печкой и что-то безостановочно ворчит, так, что спать невозможно. А под конец он на меня утюг с печки сбросил. Старый, ржавый, паровой еще, килограмм в десять весом. Нет, не на голову. В ногу метил. И если бы попал, то мне больница была бы гарантирована.

Кстати, это для меня была последняя жирная точка в возможном строительстве наших отношений. Я не участник телешоу, где люди только этим и занимаются, у меня столько времени и терпения нет, потому было принято решение, что с этим человеконенавистником надо прощаться. Одно плохо – я не знаю, как это сделать. И спросить не у кого. Вот так вот вышло.

Интернет тут не берет, у Вавилы Силыча телефона нет, Нифонтова беспокоить как-то неудобно по такому поводу, а больше спросить мне не у кого. Ну, не у ведьм же?

Наверняка что-то по этому поводу мог бы сказать Родька, но он этот мой вопрос проигнорировал. Просто сделал вид, что не слышит меня, причем все три раза. Именно столько раз я его об этом спрашивал. Корпоративная этика, надо полагать. И это при том, что он еще два раза с Антипом дрался на чердаке, причем в последний так, что я даже испугался. Они там так неистовствовали, что чуть потолок не рухнул.

А сдавать его не стал.

Но это ничего. В городе все узнаю, и когда сюда приеду в следующий раз, кое-кто уйдет на улицу жить. Меру потому что знать надо. Я человек не злой, но у меня тоже есть нервы и лимит терпения.

Но если абстрагироваться от неприятности по имени Антип, то все остальное меня более чем устраивало. Серьезно. Никогда бы не подумал, что я, горожанин до мозга костей, привыкший к комфорту квартиры и благам цивилизации, буду получать столько радости от проживания в доме, где всем этим практически и не пахнет.

Здесь ведь на самом деле почти ничего не было. Ни телевизора, ни стиральной машины, ни заказа пиццы. Даже магазина – и того не имелось, мне через полторы недели пришлось пешком тащиться в неблизкое Шаликово. Хлеба-то надо купить было, и консервов. А вот «зеленый домик» наоборот был. Да, тот самый, хрестоматийный, покосившийся, стоящий в самом углу немаленького земельного участка Захара Петровича. Мало того – мне даже пришлось заняться неким его благоустройством, под руководством вездесущего Родьки. Он мной командовал, а я подправлял крышу, углублял яму и… И не стоит касаться деталей, короче.

Вообще надо будет зимой посидеть, подумать, и следующим летом здесь кое-что благоустроить. Вызвать пару бригад, на предмет разных полезных улучшений. «Танк» там вкопать, забор подновить, фундамент дома, летний душ поставить. Интересно, Захар Петрович в реке, что ли, мылся? Или его просто не волновали эти мелочи?

Да что там «танк». С проводки надо начинать. Я, когда плитку, на которой еду готовил, включал, она так трещала, что мне страшно становилось. Собственно, по этой самой причине через несколько дней я остался без связи, поскольку телефон на «зарядку» ставить не отважился. «Коротнет» еще, и погорел мой гаджет. Да и не нужен он мне был особо. Звонить я никому не собирался, а если кто-то что-то хотел от меня, то это не мои проблемы. Я в отпуске. И пусть весь мир подождет.

Впрочем, все эти мелочи совершенно не портили мне настроение и общее впечатление от того, как я здесь проводил время.

А проводилось оно с пользой.

Я штудировал книгу, теперь уже имея под рукой неограниченный запас трав, причем практически любых. Родька и здесь оказался незаменимым помощником, просто-таки энциклопедией на ножках.

Не обошлось и без экспериментов, благо тут я мог не беспокоиться о том, что мне кто-то помешает или начнется пожар. Я устроил нечто вроде лаборатории на улице, под яблонями, так, чтобы меня не было видно из-за калитки, и там провел с десяток опытов, пытаясь добиться того результата, что был описан в разных рецептах из книги. Что-то получилось, что-то нет, но это все пошло мне на пользу. С каждым разом я все более уверенно обращался с весами, котлом и всем прочим, что к этому делу прилагается.

Еще я свел дружбу с местным лешим, очень даже душевным старичком. Для лесной нечисти душевным, разумеется. Он, конечно же, попробовал меня пару раз спровоцировать, как некогда другой мой знакомец из их племени, тот, что жил рядом с родительской дачей, но больше так, для проформы. Процедура есть процедура, я все понимаю. Сам служу, так сказать. Есть протокол, ему надо соответствовать.

Впрочем, все обошлось. Тем более, насколько я понял из его речей, он с Захаром Петровичем приятельствовал, причем не один десяток лет, потому и ко мне отнесся изначально благодушно.

Причем настолько, что очень много разных интересных вещей мне о лесе рассказал. И даже показал. Я, если честно, даже не подозревал, какая это оказывается мощная сила – лес. Именно сила, не сказать — стихия. Это не просто деревья и кустарники, не экосистема, как про нее пишут в учебниках. И скажу вам так – пока лес нас терпит, он спускает нам с рук то, как мы его вырубаем и загаживаем. Но если вдруг его терпение истощится, то людям мало не покажется.

Лесовик, которого я вскоре стал называть «дядя Ермолай», даже провел меня в самое сердце своего массива, туда, куда простым людям дорога заповедана. Ни одна тропинка туда не приведет, ни один навигатор дорогу не укажет. Там дом Лесного Хозяина, там сосредоточение его власти над деревьями и зверями. И, насколько я понял, это был знак немалого доверия ко мне.

Там мне довелось повидать деревья, которым лет по пятьсот, коли не больше. И, клянусь вам, я ощутил, что они живые. Не в смысле – корни, ветки, сок, бегущий по стволу. Нет. Они мыслят. Не так как мы, по-другому, но мыслят. Чувствуют.

Если бы меня выбрала другая стезя, не путь мертвых, то я, наверное, хотел бы иметь дело именно с лесом. Есть в этом что-то такое… Исконное. Все мы из леса вышли, в конце-то концов. Славяне, в смысле.

Кстати, повидал я там и проклятый клад. Точнее – место, где он закопан. Специально ночью ходил, днем его не увидишь.

Закопали его века четыре назад под корнями старого дуба лихие люди, так мне дядя Ермолай сказал. Зарыли – и не вернулся за ним никто. А он знай себе, лежит. И злато-серебро в двух сундучках, и побрякушки какие-то в ларце, и безвинно убитый мальчонка лет двенадцати, которого при нем сторожем оставили. Правда, за это время кости его успели сгнить до основания, но душа все еще там обретается, при сокровищах.

Врагу не пожелаю такой клад найти. Мальчонка этот за четыреста лет настолько осатанел, что у меня от его воплей и проклятий чуть голова не взорвалась. Слушать меня этот страж сокровищ не желал, а убить не мог, потому как я на его добро не посягал. Вот оттого он так и разорался.

Я ведь поначалу его пожалел, даже подумывал, не попрактиковаться ли мне на этом бедолаге. По основному профилю, так сказать, поработать. А потом подумал – да пошел он нафиг. Не дай бог что-то не так пойдет, засбоит, и будет этот неврастеник за мной таскаться по пятам везде.

Но в целом красиво проклятые сокровища в ночи выглядят. Красное зарево у корней высоченного дерева, которое перемежается светлыми всполохами, изображающими что там, под землей скрыто, то есть некий краткий каталог зарытых ценностей. Зрелище такое, что 3D отдыхает!

Ну, и всякого другого я узнал немало – и о травах, и о корешках разных, и о повадках лесных обитателей.

Душевным оказался дядя Ермолай, ничего не скажешь. Он мне еще и короткую лесную дорогу открыл, когда я в Шаликово за харчами ходил. Эта дорога что-то с чем-то. Двадцать минут – и я на станции. А если по обычному пути топать – часа на полтора хода в одну сторону.

Правда, я все равно задумался вот над каким вопросом – лесовик он не злой, и дружбу с покойным Захар Петровичем водил, а его силу тогда во мне не распознал. Почему, интересно?

Или распознал, но решил не лезть в это дело? А что, запросто. Насколько я успел понять, принцип невмешательства в чужие дела в этом новом для меня мире является одним из основных. У каждого есть своя делянка и он ее возделывает, если сказать образно.

Вот так и бежали день за днем, под ласковым летним солнышком и прозрачно-синим небом без единого облачка. В городе жара, духота, смог, а тут благодать. Опять же – никаких тебе тесных костюмов и галстуков-удавок, никаких пропотевших на спине сорочек, которые вечером от впитавшейся в них соли колом стоят.

Да елки-палки, я даже брился раз в три дня. А что? В нашей деревне танцев по вечерам нету, и красотой своей неземной мне пленять некого. Ну, не ведьм же, соседок. Тем более, что не очень-то мы и общались. Здоровались, если на улице сталкивались, да и только. Нейтралитет, понимаешь.

В общем, со всеми я перезнакомился, кроме болотника, который проживал недалеко от Лозовки и его супруги, которую дядя Ермолай презрительно называл «кикиморой». А, может, и не презрительно, может, это ее настоящее имя было. Нет, я бы и к ним наведался, но Лесной Хозяин очень мне не советовал этого делать, мотивируя свои слова тем, что болотник и раньше не славился покладистостью и добротой, а после того, как часть его владений осушили и на их месте поставили какой-то завод, вовсе озверел, а потому топит в чарусьях любого, кто сдуру сунется в его лапы. Сначала топит, а уже потом разговаривает, когда бывший человек в болотного упыря превратится.

Я рассудил, что к подобным предостережениям следует относиться серьезно, и в болота не полез. Да и на что они мне?

Хотя там, конечно, разные полезные травы растут, судя по записям в книге. Но, с другой стороны, я всегда их могу в другом месте пособирать. Или по старинке поступить, заказать в интернете.

А вот к русалкам я все же выбрался, пусть и в самую последнюю ночь. Интересно же на них посмотреть.

Что примечательно – они сразу поняли, кто я такой есть. Не знаю уж как, но факт есть факт. Только заслышав мои шаги по песку, все призрачно-бледные девушки, сидящие близ воды, обернулись ко мне, окинули взглядом, а после разочарованно вздохнули.

— Не человек. Ведьмачок. Тот самый – задорно хохотнула грудастая красотка и тряхнула нечесаной гривой волос – Молоденький и свеженький. Ведьмачок, если ты принес нам гребешок, то подари его мне, не пожалеешь. Если Лариску одарить, то и она в долгу не останется. Если непонятно, то Лариска — это я.

Подобное поведение подруги возмутило других русалок настолько, что они немедленно сцепились в словесной перепалке, которая, впрочем, закончилась так же быстро, как и началась.

Я тем временем разглядывал этих представительниц фольклора, все сильнее убеждаясь, что сказки не всегда верны. Нет у них никакого рыбьего хвоста, ноги как ноги. И волосы не зеленые. И не все они красавицы.

А вот что было удивительным, так это то, что они про меня знали. До них донеслись вести о том, что в Лозовке появился новый ведьмак. Интересно, откуда? Я, было, спросил, но результат не воспоследовал. Поулыбались загадочно-ехидно речные обитательницы, да и только. И принялись болтать о всякой ерунде. А Лариска даже обвинила меня в том, что я на ее грудь пялюсь.

Родька же на водных дев и вовсе внимания не обращал, у него другое было на уме. Сначала он из-под какого-то пня достал рыбацкую снасть, им же, как видно, давно и припрятанную, потом зубами отгрыз от ивы длинный хлыст, сварганил удочку и забросил крючок в воду.

— Ты нас, ведьмачок, особо ни о чем не пытай – посоветовал мне Серафима, после того как я попробовал у них узнать, что за Речной Конь такой. Родьку об этом спрашивать было бесполезно, он уставился своими круглыми глазами на поплавок, сделанный из гусиного пера и, по-моему, даже не дышал – Не все мы тебе рассказать можем. У тебя земное, у нас свое, водное. Разные мы, понимаешь?

— Если честно, то не очень – признался я – Но как скажете.

— Ты лучше приходи через пару недель – посоветовала мне Аглая – Полнолуние будет. Последнее полнолуние лета. Это особая ночь, ведьмак. Мы плясать под луной станем.

— Прекрати немедля! – цыкнула на нее Серафима.

— Я приглашаю тебе, ведьмак – блеснули в свете луны глаза Аглаи – Приходи, буду ждать.

— Дура девка – подытожила Лариска – Но ты, если придешь, то гребешок мне захвати.

— И мне, и мне – раздались голоса русалок.

Что за гребешки-то? Те, что едят или те, которыми причесываются? Надо у Родьки уточнить.

— Если приду – принесу – сказал я – Но обещать не стану. Просто я сегодня в город возвращаюсь. Пора. Отпуск кончается.

— Я буду тебя ждать – настойчиво повторила Аглая – Не пожалеешь.

— Клюет! – заорал в это время Родька, и дернул удилище – Здоровенная рыбина! Линь небось! Или лещ большой, со сковородку размером!

Это оказался не линь и не лещ. На крючке висело оплетенное водорослями и почерневшее от воды и времени древнее сиденье от унитаза.