18.05.2017
Барды
Неправы те, кто говорит, что у нас своего ничего нет, в смысле форматов шоу и других развлечений. Мол, все что есть на свете, придумали там, за рубежом, а потом уже наши приобрели по лицензии. Ну да, «Поле чудес» и «Голос» придумали не у нас, но нельзя же сразу говорить, что ничего нет. А КВН, пусть в последнее время его и невозможно скучно смотреть? А «Что? Где? Когда?». Правда там тоже не без греха, очень уж у игроков стали лица откормленные, в экран не влезают.
Ну и – барды. Такого точно нигде нет.
То есть – наверняка в мире немало ребят и девушек, которые бренчат на гитарах и придумывают стихи. Вон, в Мексике есть эль марьячас, а в Чили был Виктор Хара. Но это все не то. Это кустари-одиночки.
А вот наши барды – это что-то. В том смысле, что нигде больше из самодеятельности не вырастало культовое движение. При этом оно так и осталось самодеятельностью!
Первые барды появились как подснежники, вместе с «хрущовской» оттепелью. Нельзя сказать, чтобы до нее не было песен под гитару, но это были другие песни, про «В нашу гавань заходили корабли, большие корабли из океана» и «Как сладки любовные утехи, не играйте в эти игры дети. Полюбил Ромео, сын Монтекки, дочь врага, Джульетту Капулетти». Причем все это перемежалось балладами за тюрьму и сладкий запах свободы.
В 50-е же все круто изменилось. В моду вошли поэты. Они собирали стадионы, их книги было невозможно купить. Любой парень, повязавший на шею косынку и начавший бросать в народ рифмы где-то в районе памятника Маяковскому, имел все шансы попасть или в милицию, или в историю. А уж коньяк и любовь девушек на «копытцах» и с прической «бабетта» ему была просто гарантирована.
Потом застенчивые парни, из тех, кто не мог себе позволить вот так выступать перед людьми, стали класть чужие стихи на незамысловатую музыку, извлекаемую из гитары при помощи «трех аккордов». Получились песни.
А потом эти парни попробовали написать свои стихи. Вот так и появилась бардовская песня.
Застенчивые парни не ходили на «Брод» и не перемещались по «Треугольнику». Они не носили «дудочки» и ботинки на «манной каше». Нет, они натягивали на себя трико и кеды, продевали руки в лямки рюкзака и отправлялись в походы – кто недальние, верст за сто от города, а кто и на другой конец страны. На Кавказ, например, по горам лазать, или даже в Сибирь, в тайгу, туда где несут свои воды «Лена» и «Обь»
Таких туристических групп было огромное количество, они встречались на маршрутах друг с другом, варили кашу из концентрата, пили чай из жестяных кружек, кормили комаров и… Да, пели друг другу собственные песни.
Так бардовская, она же авторская песня расползлась по стране, прямо как вирус какой-то.
О чем было принято петь? О вещах простых и понятных. О тайге и реках, о бытовом подвиге, о горах и альпенштоках, о лыжах и елках, о ясноглазых девчонках с босыми ногами, о черемухе и сирени, о том, что в лесу хорошо, а в городе дождь. И никакой политики.
Тем временем в Москве (а где же еще?) появились и идеологи этого течения. То есть – авторская песня встала на ноги.
Довольно скоро это стало забавой тысяч людей, а на небосводе самодеятельных гитаристов засияли настоящие звезды, которые по популярности запросто стали убирать вчерашних кумиров-поэтов. Евтушенко и Рождественского на магнитофон никто особо не записывал, а вот Аду Якушеву или Городницкого – еще как. Магнитофон – рупор популярности. Хороший слоган, надо запомнить.
К концу шестидесятых движение окрепло так, что доросло до фестиваля. Вполне себе настоящего, того самого, который «Грушинский» (в народе просто «грушинка»). Для справки – Валерий Грушин – студент, турист, поэт. Погиб в 1967 году, спасая детей на одной из сибирских рек.
На первый фестиваль приехало народа немного, что-то около тысячи. Но это был только первый фестиваль. Потом состоялся второй, третий… А на десятом отметилось сорок тысяч человек. Сорок тысяч!
К тому времени устоялись традиции, существовала символика, изготавливались памятные значки и даже была разработана оригинальная концепция сцены для финального концерта – плавучая гитара. В смысле – она реально плавала на воде.
Представляете – со всей страны в июне на Федоровские луга (это под Тольятти) съезжались десятки тысяч людей, чтобы попеть друг другу песни. В конкурсную программу попадало из них десятков пять, но при этом никто не чувствовал себя обделенным. Не это было главным. Главным была атмосфера братства, «треники», вытянутые на коленях, перловка, попыхивающая в котелке, палатка, натянутая как струна. И вечерние костры, у которых звенели гитары.
Какие «эль марьячос»? Что они против наших бородатых геологов, врачей, учителей? Детишки, право слово…
И снова зажигались звезды. Во всех городах Союза и даже за его пределами из магнитофонов звучали Городницкий, Кукин, Клячкин, Мирзоян, Долина. Супруги Никитины стали любимчиками интеллигенции, кинорежиссеров и детей. Сам помню, как радостно пел про ежика резинового с дырочкой в правом боку.
Особняком стояли три величественные фигуры, которые официально и по сей день включают во все антологии авторской и самодеятельной песни, но при этом сложно сказать, так ли оно на самом деле. Визбор, Окуджава, Высоцкий.
Каждый из них к началу семидесятых уже перерос сидение у костра с гитарой, став кумиром миллионов.
Ключевое слово – «самодеятельная песня», но можно ли назвать этим словом песни-репортажи Визбора, романтические зонги Окуджавы, монологи Высоцкого? Не уверен. Это нечто большее, чем самодеятельность.
Не знаю, были ли на «грушинках» Окуджава и Высоцкий, но Визбор точно был и даже на одном из фестивалей председательствовал.
К 1980 году число бардов, приехавших на «грушинку» плавно подошло к отметке сто тысяч и это, как мне думается, и стало причиной того, что неофициальный фестиваль вполне себе официально закрыли. Можно, конечно, покопаться в сети, поискать ответ на вопрос – верно ли мое предположение, но, если честно, лень. Да и вряд ли я далек от правды. Когда столько русских людей собирается в одном месте, то хоть кто-то один непременно начнет ругать власть, а кто-то другой потом про это несомненно напишет «куда следует». Традиции у нас такие.
Но, заметим, авторской песне повезло больше чем КВНу. Тот закрыли в 1972. Зато открыли их оба обратно одновременно – в 1986.
И снова запели гитары и радостно зазвенели тольяттинские комары, истосковавшиеся по густой бардовской крови.
Собственно, на этом можно пост и заканчивать. Просто потом все было уже не так красиво. Страна изменилась и романтика улетучилась, фестиваль же в какой-то перестал быть слетом единомышленников и стал брендом. А бренд – это деньги, расколы, суды и разборки. Не хочу про это писать.
Да, забыл сказать. Я сам не слишком большой поклонник авторской песни в ее чистом виде. Ну со всеми атрибутами, вроде: «милая моя, солнышко лесное». Но я уважаю этих людей, потому что это творчество в его чистом виде.