АП 11-2 Глава 19

                                     Глава девятнадцатая

                          в которой герой ест, пьет и наблюдает за происходящим

Ответа на этот вопрос я так и не получил. Зимин и Валяев его, похоже, тоже не знали, про остальных и говорить нечего. Правда, мои работодатели обменялись парой реплик, которые содержали в себе некие географические названия, но мне они ничего не говорили. При этом уверенности в их голосах не было, судя по всему, это были догадки. Да и если это не так, то все равно мне наименования мест все равно ничего не сказали. Это я дома все знаю, могу как-то сориентироваться, а здесь – нет. Ну, и наконец – у меня что, выбор есть?  Мне сейчас что Телч, что Литомышль – все едино. Куда повезут – туда и поеду.

Что характерно – на этот раз мы передвигались с куда большим пафосом, чем после прилета в Чехию. Вместо микроавтобуса подали семиместный «Бентли», вызвав удовлетворенное хмыканье Валяева.

Хотя лично мне в «микрике» куда комфортней было. И просторней.

— Как думаете, а тут в баре шампусик есть? – Валяев поерзал на сидении – Я бы сейчас немного взбодрился.

— Каком баре? – Вежлева повертела пальцем у виска – Это не свадебный «лимузин».

— Сама ты – Валяев повторил ее жест – Здесь в багажнике что-то вроде бара есть. Ну, и не только. Типа – все для пикника.

— Кит, заканчивай – Зимин хлопнул его ладонью по колену – Ты еще предложи привал сделать.

— А что? – бодро заявил Валяев – Мы же уже за городом? Все по правилам.

Это на самом деле было так, мы уже покинули Прагу и сейчас ехали… Куда-то ехали. За окном было темно и все, что я мог увидеть, так это только тусклый свет фонарей вдоль шоссе. Впрочем, иногда мы проезжали через какие-то маленькие городки или даже поселки, но информативности это не добавляло.

— Темно – вздохнула Танюша, которую, как видно, одолевали те же мысли – Вечер совсем.

Я мысленно согласился с этими словами, зевнул и как-то незаметно для себя самого уснул. Прямо как выключился. То ли усталость сказалась, то ли дорога убаюкала.

— Подъем – меня потрясли за плечо – Не дело спать вечером, потом ночью не уснешь.

Я открыл глаза и увидел Валяева, который нацелился от тряски перейти к ударам по щекам.

— Но-но – остановил я его – Не надо мордобоя. Я уже бодрствую.

— Да? – он недоверчиво посмотрел на меня – Вроде не врешь. Ну, тогда пошли.

— Труба зовет – вздохнул я и полез из машины, в которой к данному моменту только и остались что я, Валяев и водитель. Остальные ее уже покинули.

— Ох ты! – выдохнул я, покинув теплый салон и увидев, куда нас занесла судьба-злодейка – Внушает!

Мы находились во дворе замка. Самого что ни на есть настоящего, с башенками, шпилями, стенами тысячелетней кладки и всем остальным, что к прилагается к средневековым реликвиям такого толка. Я вообще сначала подумал, что у меня виртуальная реальность и настоящая поменялись в голове местами – местность до безумия напоминала обиталище моего друга короля Лоссорнаха. Не то, чтобы прямо один в один, но сильно похоже было. И главное – антураж. Крепостная стена, звездное небо над головой, темные громады башен – все как в игре. Только стражников не хватает, да еще Трень-Брень над ухом как комар не нудит.

— Как думаешь, почему он выбрал именно Гоус? – тихо спросил у Валяева Зимин – Почему не Боузов, не Карлштейн наконец, а Гоус?

— Макс, какой смысл об этом думать? – Валяев потянулся, разминая тело – Особенно если мы не знаем, кто именно выбирал место. Может это сентиментальные воспоминания, а, может, застарелый романтизм. Не исключено, что и то, и другое вместе, или что-то еще. И потом – какой Карлштейн? Там же туристы шляются постоянно. А тут – тишина, покой, ближайшее селение километрах в семи, если не больше. Все условия для проведения практически любого мероприятия.

— Я дико извиняюсь – подала голос Марина – Вы вообще уверены, что внутри есть хоть кто-то, кроме ночного сторожа? Машины я вижу и их много, но в здании нет ни огня. Вон, ни одно окно не светится.

И это было так. Просторный двор был заставлен автомобилями, мрачновато смотрящимися на фоне темной громады замка. Единственным же имеющимся освещением здесь были только фары «бентли», на котором мы сюда приехали, да несколько старинных фонарей около массивной черной двери, которая, надо полагать, и была входом внутрь, собственно, замка. Нечто подобное можно увидеть в каждом втором голливудском фильме ужасов. И если проводить аналогии, то именно в данный момент, когда герои уже прибыли невесть куда, но еще имеют возможность смыться из нехорошего места, нетерпеливый зритель орет экрану:

— Да валите вы отсюда, идиоты. Вам делать нечего, кроме как лезть в этот никому ненужный дом?

Мне очень захотелось сделать так, как советует зритель. Жалко только, что такой возможности нет.

Кстати – Марине может не повезти больше других. Обычно красивую стерву убивают одной из первых. Подобные мне гибнут ближе к финалу, когда всем кажется, что самое страшное позади. А вот у Танюши есть хорошие шансы уцелеть. Она простодушна, непорочна и затесалась в нашу компанию в каком-то смысле случайно. Такие героини, как правило, умудряются выпутываться из страшненьких историй, пусть с расшатанной психикой и изгвазданной кровью одеждой, но зато живые.

— Такова специфика – пояснил Марине Валяев – С давних времен. Окна в замках на ночь закрывают, чтобы путники в двери ночью не ломились. Пилигримы всякие, странствующие рыцари и прочая шелупонь.

— Монахи, опять же – добавил Зимин – Они хитрые были. Все про усмирение плоти говорили, но ели и пили за троих. Я про это читал.

— Никогда не слышала о подобных традициях – недоверчиво посмотрела на Валяева Вежлева.

— Это потому что ты нелюбопытная – попенял ей тот – Не изучаешь культуру стран, в которых бываешь.

— Ерунду какую-то вы несете – раздраженно буркнула Марина – Пилигримы, монахи… Что вообще происходит, хотелось бы знать? Я ехала на обычное совещание, которое проводится в обычном офисном здании, там, где есть типовая мебель, кофемашина, кулер и успокаивающе шумящий ксерокс. Вместо этого я невесть где посреди ночи стою и слушаю рассказы о том, что кто-то когда-то пил за троих. Бред!

Она фыркнула и засунула ладони себе под мышки.

— Давайте уже хоть куда-то пойдем – предложил я, зябко поежившись – Либо внутрь, либо в обратно в машину. Холодно!

— И в самом деле – махнув рукой сказал Зимин, так, как будто что-то для себя решил – Чего так стоять? И так, мы, похоже, последними прибыли.

И он направился туда, где мутно светили фонари. Мы поспешили за ним.

К двери, высокой, старинной и вроде как даже металлической, было приделано массивное кольцо, которым Зимин трижды и стукнул по специально приделанной медной пластине.

— Звонок поискать не судьба? – осведомилась у него Вежлева, которая, судя по всему, надумала сегодня ко всему относиться иронично – Или ты такой любитель экзотики?

Зимин на это ей ничего не ответил, поскольку в этот момент дверь скрипнула, открываясь.

Если совсем начистоту, то у меня в этот момент разыгралось воображение. Я даже не знал, что ожидаю увидеть за дверью – горбатого карлика в клетчатом колпаке? Верзилу с лицом палача в черном фраке? Бледного красавца в ливрее привратника? Атмосфера и антураж нагромождали в моем сознании десятки вариантов, один причудливей другого. Они лезли откуда-то из детства, из книг Гауфа, Говарда, Стокера и других мастеров готическо-мистической прозы.

Но – нет, ничего такого. За дверью оказался крепкий парень лет тридцати, одетый в самый обычный костюм, по виду – типичный охранник, которого можно встретить в любом уголке мира.

За его спиной в полумраке виднелась широкая и длинная лестница, ведущая наверх и яркий прямоугольник света там, где она заканчивалась. Прав оказался Зимин, выходит.

Охранник что-то спросил по-немецки, Зимин тут же разразился достаточно длинной фразой в ответ. Судя по тому, что крепыш после этого распахнул перед нами дверь до отказа и сделал приглашающий жест рукой, все было в порядке.

— Пошли – Зимин первым шагнул за порог, за ним последовал Валяев.

— Я домой хочу – еле слышно пробормотала стоявшая рядом со мной Танюша.

— Та же фигня – утешил ее я и сделал шаг вперед – Давай, не медли, а то вон как Макс спешит.

И то – Зимин ускорился, довольно шустро преодолевая пространство немаленького холла. Или как там это в замках называется?

Внутри было тепло и пахло пылью. Как видно, этот замок не входил в туристические маршруты, иначе бы здесь благоухало моющими средствами. Да и по другим деталям можно было сделать подобные выводы – оружие, висящее на стенах, всякие там алебарды и арбалеты были покрыты пылью, кое-где она даже свисала лохмами, бронза перил, стоящих по бокам от лестницы, была темная, неотполированная специальным средством и ладонями посетителей.

Даже странно, неужели подобные места еще есть? Как правило любое средневековье сейчас ставят на службу туризму. Более того — иногда специально строят подобные здания и искусственно их старят. Если есть спрос, то предложение непременно последует.

Зимин все так же шагал впереди, легко прыгая через ступеньку, мы старались от него не отстать. Щелкали о камни казавшейся бесконечной лестницы наши подметки, звонко стучали каблучки женщин.

— Почти пришли – Зимин остановился в ярком прямоугольнике света – Еще пара шагов – и мы на месте.

— Знаю – проворчал Валяев, тяжело дыша и подходя к нему – Темп сбавь.

— Опаздываем, Кит – Зимин хрустнул пальцами – Чувствую – опаздываем.

— Если и так, то в этом нашей вины нет – Валяев положил ему руку на плечо – Не мы занимались доставкой себя сюда. Как привезли – так привезли.

— Когда и кого подобное интересовало? – осведомился у него Зимин – Так, все здесь? Тогда идем дальше.

И он шагнул в светлое пятно проема.

Контраст был разительный. Не знаю – задумывалось так или нет, но я даже зажмурился на секунду, поскольку после темноты двора и холла краски и свет меня ослепили.

Красное и золотое – вот какие цвета здесь преобладали. Впрочем, «красное» — это неправильное слово. Алый цвет, тревожный, настораживающий, главенствовал в том месте, где мы очутились – вот так будет вернее. Он был везде – стены и даже потолок были задрапированы шелком, который шевелил легкий сквозняк и от этого возникало ощущение, что ты находишься внутри какого-то огромного организма, а вокруг тебя море артериальной крови. Ну, а где не было алого, там была позолота, добавлявшая антуража. А еще на противоположном конце этого помещения висела огромная портьера, не дававшая увидеть, что нас ждет дальше.

Судя по всему, это было что-то вроде пропускного пункта, поскольку, как только мы шагнули за порог, к Зимину подбежал совсем невысокий человечек в алом же фраке и что-то бойко затараторил на немецком.

Ей-ей, Марина была права. Когда все говорят о чем-то на языке, который ты не знаешь, то чувствуешь себя как минимум неуютно.

Зимин барственно, с ленцой, что-то ответил человечку, тот ему поклонился, забавно расставив руки в стороны, а после, выпрямившись, задал ему еще какой-то вопрос, показав на нас.

На этот раз в голосе Зимина я услышал раздражение, как видно, маленький человек перегнул палку со своим любопытством.

Это понял не только я, распорядитель, или кем там был этот человечек, уловил тревожные нотки, снова раскланялся, щелкнул пальцами и к нам подбежали еще несколько таких же невысоких служителей и буквально вцепились в верхнюю одежду наших спутниц. Меня они обошли стороной, я свой пуховик в отеле оставил, рассудив, что он может меня если не скомпрометировать, то как минимум сделать посмешищем. А еще он не очень монтировался с моим новым нарядом. Точнее – вообще не монтировался.

Тем временем Танюша и Вежлева предстали перед нами во всей своей красе. Марина выбрала себе светлое классическое платье «в пол», Танюше же достался достаточно провокационный наряд красного цвета, с изрядным разрезом внизу и не меньшим вырезом наверху. Как по мне – перемудрила Вежлева, это ведь она навязала девушке этот наряд. Ей бы наоборот сделать – и тогда ее тело могло бы поспорить с юностью Танюши. А так у нашей переводчицы теперь на руках были все козыри.

Распорядитель тем временем зазывно махнул нам рукой, не переставая улыбаться, и мы проследовали за ним к сооружению, которое почему-то у меня в голове связалось со словом «конторка». Откуда, из каких дебрей подсознания это название выскочило – понятия не имею.

Маленький человек вскарабкался на высокий табурет, стоящий за конторкой и перелистнул несколько страниц пухлой растрепанной книги, лежащей перед ним.

— Вальс играет – тихо сказала Танюша, стоящая рядом со мной – Слышите?

Странно, а я сразу и не расслышал звуки музыки, доносившиеся издалека, словно из-под земли.

— Так светское мероприятие – ответил я ей – Европа, опять же. Не шансон же им тут слушать?

Тем временем распорядитель нашел искомое в своем гроссбухе, радостно ткнул в него пальцем, после обмакнул перьевую ручку в чернильницу и что-то накарябал на листе, высунув при этом из рта кончик языка.

Смотрелось это все как минимум необычно.

Проделав эту манипуляцию, он что-то приказал своему помощнику, стоявшему рядом, а сам вежливым жестом предложил подойти к нему Валяеву, когда же тот приблизился, вопросительно на него уставился.

— Чего? – достаточно неучтиво спросил у распорядителя тот.

— Namen, bitte – верно понял его маленький человек.

— Макс, как тебе это? – возмутился Валяев – Нас здесь даже уже не узнают. Еще немного – и определят в разносчики блюд.

— Namen, bitte – повторил распорядитель, его румяное морщинистое лицо приняло жалобное выражение, мол – «я-то чего, просто порядок такой».

— Никита – почему-то глянув на нас, сказал Валяев.

— Keine solche – через пару секунд печально сказал человечек – Nein

— Говорит, что нет такого – шепнула мне и Вежлевой Танюша – Марина Александровна, если его нет, то нас и в помине быть не может.

— Да и ладно – неожиданно спокойно произнесла Вежлева – Поедем в отель там выпьем и ляжем спать. Ты одна, а я вот с этим раздолбаем.

И она хлопнула меня по заду, точь-в-точь как я её еще в Москве.

— Нету меня – Валяев шутовски развел руки в стороны и уставился на Зимина.

— Кит, не валяй дурака – Зимин раздраженно поморщился и обратился к распорядителю — Schauen Sie sich den Namen Nеidhardt.

— О ja! – тут же радостно пискляво завопил распорядитель и шустро зачиркал пером по бумаге.

—  Kann nicht sein (Не может быть) – проворчал Валяев.

Никогда не думал, что на немецком имя «Никита» звучит как «Найдхарт». Или – «Нейдхарт»?

Человечек поднял голову и дружелюбно улыбнулся Марине:

— Wie heißt die schöne Frau? (Я могу спросить имя прекрасной госпожи?)

Та бойко ответила на немецком, я же тем временем заинтересовался другим. Один из помощников распорядителя подбежал к Зимину и вручил ему, а после и Валяеву по бутоньерке, причем вставлены в них были не цветы, а какие-то листочки.

— Ох уж мне эти забавы – Валяев повертел бутоньерку в руках и понюхал один из листков – Что это вообще за растение? На марихуану похоже.

— Это папортник – пискнула Танюша – По-моему.

— Папортник – Валяев глубоко вздохнул – Папортник. Ну-ну.

И приколол бутоньерку к лацкану пиджака, чуть раньше это сделал и Зимин, причем он выглядел довольным. Как видно, что-то хорошее он в этом углядел.

Похоже, что бутоньерки полагались каждому, потому что Марине, которая как раз прошла процедуру идентификации тоже ее вручили. Правда, ей достался не папортник, а цветок розового цвета, маленький, но красивый.

— Это бегония – не дожидаясь вопроса, сказала Танюша – Очень капризный сорт, называется «Элатиор». Выращивать замучаешься. Мы с папкой…

— Да ты еще и натуралист – Вежлева была недовольна, как видно – невзрачностью бутоньерки – Все-то ты знаешь.

— Я люблю цветы – простодушно сказала Танюша, как видно, не распознав интонаций – У меня дома чего только на подоконнике не растет.

Тем временем очередь дошла и до меня. Что приятно – даже прибегать к помощи Танюши не пришлось, как видно, немного тут было Харитонов.

И бутоньерка не заставила себя ждать, причем мне достался не менее экзотический цветок, чем Вежлевой. В том смысле, что я его тоже не знал. Был он чем-то похож на сирень, такого же цвета, но сиренью не являлся. Я молча показал его Танюше.

— Глициния – верно истолковала мой жест та – Надо же, и где его только достали в эту пору? Это не розы или тюльпаны, их специально не выращивают, парковое растение, сезонное.

После этого она назвала свое имя и фамилию распорядителю. И вот тут вышла промашка.

Танюши в списках не оказалось.

Бедная девочка тут же покраснела до корней волос и забормотала что-то вроде:

— Ну вот, я же говорила. Но это ничего, нестрашно, я вас в машине подожду. Мне же разрешат в ней посидеть, как вы думаете? Тут не хотелось бы, люди делом занимаются…

— Цыц, малая – рыкнул на нее Валяев и, навалившись грудью на конторку как-то очень тихо и страшно спросил у распорядителя –

— Bist du sicher, dass es nicht in der Liste? (Ты уверен, что ее нет в списках?)

— Natürlich! – всплеснул руками тот.

— Und wenn kontrolliere? (А если проверю?) – Валяев только что за фрак его еще не сграбастал.

— Прекрати, Кит – остановил его Зимин и протянул распорядителю наше приглашение — Diese junge Schöpfung mit uns, notieren Sie Ihren Namen, und wir gehen (Это юное создание с нами, запишите ее имя, и мы пойдем)

— Да ничего – от Танюши можно было прикуривать, так она покраснела и практически слилась с цветом платья, которое ей подобрала Вежлева – Честное слово, я…

— Еs ist gut – внезапно согласился распорядитель, изучив приглашение — Herbert, ein anstecksträußchen junges Fräulein (Герберт, бутоньерку юной фройляйн).

В бутоньерке, которая досталась нашей спутнице, был цветок, который наконец-то смогли распознать все присутствующие – ромашка. Вот такой странный выбор.

— Formalitäten fertig (Формальности окончены?)? – осведомился Зимин у распорядителя, тот слез с табуретки и снова перед ним раскланялся, давая понять, что да, формальности окончены.

Двое его помощников потянули за какие-то шнуры и портьера, которую я приметил с самого начала, разошлась в разные стороны, открыв перед нами полутемный коридор, конца и края которому отсюда видно не было.

— Хочу обратно в Москву – сказал Валяев – Там всех нет этих…. Этих!

Чего именно он имел в виду, я так и не понял, но точку зрения его разделял. Я тоже хочу домой.

И снова штиблеты и каблучки цокали по камням, на этот раз коридора, который и вправду оказался длиннющим, да еще и с кучей поворотов. Я вообще-то был уверен, что в замках коридоры такими не бывают, однако же вот, поглядите-ка. Одна радость – было ясно, что цель все ближе, поскольку музыка становилась все слышнее и слышнее.

Да и огни светильников, развешанных по стенам, в самом начале пути горевших тускло, по мере приближения к цели мерцали все ярче и ярке. Как этого добились организаторы мероприятия, мне было непонятно, но впечатляло.

Кончился коридор внезапно, мы в очередной раз повернули и оказались на месте. Что до меня – я в очередной раз зажмурился. Что у них тут за игры с тьмой и светом, а? Так и ослепнуть недолго!

— Ох ты! – в голосе Танюши смешалось сразу много всего – и восхищение, и удивление, и еще бог весть что – Это куда же мы попали?

— Туда, куда и шли – Валяев шмыгнул носом – Однако, надо выпить.

Я приоткрыл глаза и огляделся вокруг. Ну да, «ох ты», согласен.

Зал был огромен. Как видно, в старые времена местный феодал, или кто тут у них Чехии был, именно здесь отмечал победы над соседями и прочие радостные события своей жизни, вместе со своими верными соратниками. В таком зале запросто могла поместиться небольшая личная армия, причем вместе с средневековыми куртизанками, шутами, поварами и маркитантками. И наверняка помещалась.

Добавляло отдельных красок этому великолепию и убранство зала. Здесь не было ярких цветов привратной, не было блеска золота, все было строже и атмосферней. Зал был украшен в средневековом стиле. На стенах висело оружие, которое невероятно напоминало настоящее, треугольные щиты и даже части доспехов, причем под некоторыми даже виднелись какие-то таблички. Под потоком висели шелковые стяги, на которых были вышиты какие-то древние гербы, всякие там рыбы на лазурном поле и красные олени, бьющие копытом. Я в геральдике не разбираюсь, потому понять – подлинные ли это гербы, которые некогда принадлежали знатным фамилиям или все-таки подделка, я не мог. Да и не сильно по этому поводу расстроился.

Добавлял антуража и небольшой оркестр, который находился в дальнем от нас углу. Это был не какой-нибудь там диксиленд с трубами и дудками, это были музыканты в фраках, словно пришедшие сюда из позапрошлого века. И музыка была соответствующая, вызывавшая ассоциации с опереттами Кальмана и Штрауса. Кстати, последнего сейчас и играли, если не ошибаюсь, что-то из «Венецианской ночи». Я не большой любитель подобной музыки, но была у меня одна приятельница, симпатичная до крайности и большая поклонница этого игривого жанра. Вот с ней я за пару лет весь репертуар «Театра оперетты» и выучил – а куда деваться? Так мне тогда все это дело надоело, что я потом еще года три от любых театров шарахался.

Впрочем – убранство убранством, музыка музыкой, но почтеннейшая публика, которой в зале было очень много, не стала ухищряться и была одета вполне в стиле дня сегодняшнего. Нет, несколько забавных старичков щеголяли в чем-то таком, затрапезном, но преобладали костюмы у мужчин и умеренно-длинные платья у женщин. И то, и другое, насколько я мог судить, было только брендовых марок и шилось явно не в Китае.

Спасибо Зимину, представляю себе, как бы я тут смотрелся в своих джинсах. Понятно, что на лице моем в этом случае была бы маска равнодушия, я изображал бы из себя бунтаря и борца с системой, но это только поза. Дискомфортное ощущение из души все одно не уберешь. Кому приятно ощущать себя дураком? Никому. А здесь именно это и имело бы место быть.

Наше появление не прошло незамеченным. Нет-нет, никакого дядьки в ливрее, который долбил бы в пол золоченым дрыном и громко орал:

— Максим Зимин и сопровождающие его лица.

Все было проще и прозаичней – к нам сразу же подпорхнули две барышни в пышных нарядах, буквально повисли на Зимине и бойко застрекотали на французском, причем настолько громко, что люди стали поворачиваться в нашу сторону.

— По-моему, это его сестры – неуверенно сказала Танюша – Они называют его «кузен» и спрашивают про какую-то Гертруду.

— Сестры и есть – подтвердил Валяев, поморщившись – Троюродные. О, вот и желаемое. Милейший!

Он пощелкал пальцами, привлекая к себе внимание официанта, грациозно перемещавшегося по залу неподалеку от нас. На подносе, который он ловко нес перед собой, красовались бокалы с темной жидкостью, судя по всему – коньяком.

— Кит, не увлекайся особо – отвлекся от француженок Зимин – Ночь только началась.

— Я свою меру знаю – заверил его Валяев, подхватил бокал с подноса и протянул его мне – На, взбодрись. Без допинга тебе тут будет скучно. Танюша, Марина, коньячку? Нет? Ну и шут с вами. Киф, будь здоров!

— И тебе не хворать – одобрил я тост, и мы соприкоснулись краями бокалов – А насчет скуки ты не прав. Вон, музычка играет, опять же – есть чего поесть. Я жрать хочу до невозможности.

Я уже разглядел, что вдоль стен были стояли столы, заваленные едой. Похоже, в этом смысле здесь все было крайне демократично – подходи, бери тарелку, хватай что твоей душе угодно из снеди и уплетай за обе щеки. У одно из них я заметил нашего недавнего знакомого, дядюшку Эверта, он жадно грыз куриную ногу, исподлобья глядя на окружающих. Что любопытно – рядом с ним никого не было, хотя у других столов люди стояли группками, весело общаясь.

— Так это Карл Лейген! – охнула вдруг Марина, которая все это время изучала лица присутствующих – Я с ним в Дрездене стажировалась вместе. Вот так сюрприз!

И она покинула нас, устремившись куда-то в зал и ловко лавируя между танцующими парами.

— Баба с воза – кобыле легче – заметил Валяев и гаркнул на официанта – Куда пошел? Тьфу ты! Kam se obrátit? No vrať se! (Куда пошел? А ну вернись!)

Официант покорно вернулся, Валяев цапнул сразу два бокала и перелил коньяк из одного в другой. Подумал немного, и добавил туда третий.

— Теперь иди – махнул он рукой недоуменно глядящему на него юноше – Иди, иди!

В этот же момент его лицо сморщилось так, будто он раскусил гнилой орех, но тут же это выражение сменило другое, радостно-слащавое.

— Тетушка Ингрид! – радостно завопил он – Вот радость-то! Тьфу, да что такое! Faster Ingrid! Jag är glad att se dig!

И, раскинув руки в стороны, не обращая внимания на плеснувший через край бокала коньяк, он пошел навстречу к женщине ростом метра под два, если не больше и с такими же героическими формами. Не знаю, не знаю, я бы с ней не рискнул обниматься. Такая может и придушить, сама того не заметив.

И мы остались с Танюшей вдвоем, Зимина к тому времени его французские кузины уже куда-то утащили.

— Ну что, дитя? – я согнул руку крендельком и подмигнул совсем уже запечалившейся девушке – Кавалер я так себе, второсортный, но лучше такой, чем никакого, согласись?

— Глупости какие – Танюша снова начала краснеть – Ничего вы не старый.

Где-то я это уже слышал. Хотя – где я только это не слышал.

— Согласен – кивнул я – Так что – танцы до упаду или пойдем для начала подхарчимся?

— Вы так смешно говорите – хихикнула Танюша – «Подхарчимся». Слово забавное.

— Главное – смысл у него правильный – я увлек ее за собой, направившись к ближайшему столу – Есть хочется – спасу нет.

— Ночь – с сомнением в голосе сообщила мне девушка – Я после шести не ем. Тем более сладкое.

Последние слова она произнесла страдальчески – на столе, к которому мы приблизились, стоял красивейший, аппетитнейший и несомненно очень вкусный торт приличных размеров.

— Да ладно тебе – я ухватил лопаточку, которая лежала рядом с ним – Сегодня можно. Кусочек-то.

— Знаю я эти дела – Танюша прищурила один глаз, ее лицо приняло лукавое выражение – Сначала один кусочек, потом второй…

— Как говаривал один мой хороший знакомец – никто и никогда не оговаривал размеры одного кусочка – назидательно произнес я – В конце концов – торт сам по себе это всего лишь один кусочек. Давай, ешь, а я вон по деликатесне ударю. Мне сладкое по барабану, мяса хоть какого-то хочу.

Я бестрепетно откромсал лопаточкой ломоть кондитерского изделия весом не менее чем полкило, плюхнул его на тарелку и протянул Танюше.

— Бисквитный – жалобно пробормотала та, держа ее на вытянутых руках – С пропиткой и сливочным кремом. И цукатами. Да пошло оно все! Съем!

Она перехватила тарелку поудобнее и вонзила в торт десертную ложечку.

— Вот и молодец – я окинул глазами стол.

Интересно, из каких соображений его формировали, в гастрономическом смысле? Слева от торта лежал целиком зажаренный гусь, справа – тарелка с рыбным ассорти. Еще здесь имелось несколько блюд с мясной нарезкой, ваза с профитролями, запеченное мясо, украшенное бумажными розочками, венские вафли, фруктовое желе, которое уже начало оплывать и приличных размеров лоханка с каким-то супом. Просто рядом с ней половник лежал, так что вряд ли там что-то другое. То ли исходили из принципа «пусть каждый себе что-то найдет», то ли просто не заморачивался никто, мол — что приготовили, то и выложили.

Гусь издавал потрясающий аромат жира и чеснока, я бы с удовольствием открутил ему ногу, намазал горчицей, что стояла рядом с ним и сточил бы ее под коньячок или вон, белое вино, но, поразмыслив, решил этого не делать. Во-первых, почти наверняка я изгваздаю одежду жиром, во-вторых – чеснок. Такой выхлоп потом будет – мама, не горюй. Мало ли, что меня дальше ждет?

В результате я сноровисто сообразил себе бутерброд с семгой и бодро откусил от него чуть ли не половину.

— Вина? – окончательно плюнув на условности, с набитым ртом спросил я Танюшу, которая с невероятно счастливым видом уписывала торт.

— Белого – видимо окончательно махнув рукой на все, согласилась она.

Все-таки еда – она друг человека. Мне изначально не нравилось все происходящее, я очень не хотел ехать на это мероприятие, когда все спутники разбежались, мне стало совсем грустно. А еда все сбалансировала, придала немного уверенности, в конце концов – она дала мне занятие. Что самое скверное в вечеринке, на которой ты чужой? Ощущение бесполезности себя в данных условиях. Но когда ты ешь – все меняется. Ты при деле. Ты – жуешь и значит, не совсем зря ты сюда пришел. И находишься здесь по праву, потому что посторонних не кормят вот так запросто.

А еще я заметил, что мы тут такие не один. В смысле те, кто тоже особо никого не знает. Нет, в большинстве своем гости между собой знакомы, это хорошо видно по тому, как они общаются, как смотрят друг на друга. Именно по этой причине легко вычислить тех, кто оказался здесь как мы – может, случайно, может, по служебной надобности. Дали приглашение кому-то как мне – и попробуй откажись.

Еще я искал в толпе своих спутников, но, увы, не находил. Больно много было народа и все ведь на месте не стоят, кто танцует, кто просто перемещается по залу. Мне вообще это все напоминало вечер встреч выпускников в институте.

Хотя одно знакомое лицо я увидел. А именно – я узнал одного из гостей. Это был юноша с бледным, почти белым лицом, я его видел в «Радеоне», он к нам в гости приезжал сравнительно недавно. Сейчас он беседовал с пожилой женщиной, у которой была крайне экстравагантная прическа. Ее волосы были уложены в виде атакующей кобры, причем сделано это было с неимоверным мастерством. Не знай я, что это волосы, подумал бы, что настоящую змеюку ей на голову посадили.

— Я рад есть видеть вас снова – раздался вкрадчивый голос дядюшки Эверта. Услышав его, Танюша ойкнула и дернулась в мою сторону, не переставая при этом жевать.

— А мы то как рады – я сделал шаг вперед, закрывая собой девушку – Не правда ли прекрасный вечер? И еда вкусная.

— Это есть так – важно произнес тот – Такой как вы есть должен быть счастлив, что получил возможность быть здесь сейчас.

В лацкане у него, как и у всех здесь присутствующих, тоже была закреплена бутоньерка, я даже узнал цветок, находящийся в ней. Это была герань.

— Я всегда и везде нахожусь по праву – холодно ответил ему я. Мне этот толстяк очень не понравился еще там, в отеле, потому особо церемониться с ним я не собирался. Да и Зимин говорил о том, что его посылать куда подальше можно и нужно – Равно как и моя спутница.

— Я ее забери у вас – тоном, не оставляющим места для возражений, заявил мне дядюшка Эверт – Ты есть кушать и отдыхать, а я с hübschen Таньюша танцевать.

И он поманил девушку пальцем, испачканным в курином жире. Он даже не потрудился вытереть руки.

— Она не танцует – холодно сообщил толстяку я – Или танцует, но только со мной.

— Ты есть не подумать над тем, что говорить – ткнул меня пальцем в грудь дядюшка Эверт и нехорошо улыбнулся – Но я добрый. Я еще раз говори – кушай, слушай музыку. Пока ты можешь это делать – делай. Но никогда не смей говорить «нет» тем, кто сильнее тебя, это есть unvernunft. Ээээ…. Глюпость.

— Unvernunft означает не «глупость», а безрассудство – раздался голос у меня за спиной – Эверт… Тебя же зовут Эверт?

— Эверт – с толстяка вмиг слетела вся спесь, он поспешно расшаркался перед тем, кто стоял у меня за спиной — Evert Kluge, ewig dein Knecht (Эверт Клюге, вечно ваш слуга).

Я знал этот голос и ни с кем бы его не спутал. Впрочем, если бы я даже засомневался, то запах апельсиновых корок и еще чего-то пряно-сладкого точно ни с чем не спутал. Блин, что же это за специя, который раз ломаю голову? Ломаю – и не нахожу ответа. Сходить что ли в магазин какой, там все пряности перенюхать?

— Мне не нужны слуги – Старик положил мне руку на правое плечо, и я ощутил, насколько она тяжела и холодна – Меня окружают только те, кто этого достоин, те, кого я сам выбрал из миллионов и миллионов сущностей. Как ты думаешь, Эверт Клюге, можно ли тех, кого я счел достойным своего общества, называть слугами?

— Nein – пробормотал дядюшка Эверт, озираясь по сторонам.

Эта беседа явно заинтересовала многих, но при этом никто не рискнул приблизится, напротив, вокруг нас образовался некое пустое пространство.

— Правильно, Эверт Клюге, нельзя – мерно произнес Старик – Они мои друзья, мои помощники, мои сподвижники. Наконец – мои ученики.

В этот момент его вторая рука легла на мое левое плечо. Если бы я был гвоздь, то, скорее всего, ушел бы в пол по шляпку. У меня было ощущение, что на мои плечи навалилась гора Эверест.

— Вот и хорошо – продолжил Старик – Я вижу, мы понимаем друг друга. Теперь поговорим о безрассудстве и глупости. Ты же не против побеседовать об этом, мой пытливый Эверт Клюге?

—  Nein – толстяк был весь мокрый, пот тек по его лысине, по внезапно обвисшим щекам, он уставился в пол и не поднимал глаза —  Das heißt — ja. Ich habe nichts dagegen, serene. (Нет. То есть – да. Я не против, светлейший).

— Безрассудство и глупость – задумчиво сказал Старик за моей спиной – Казалось бы – одно и тоже. Но нет, мой сладострастный Эверт Клюге, это не так. Глупость – это когда ты лелеешь мысли о том, как бы овладеть душой и телом невинной девушки, даже не посмотрев на цветок в ее бутоньерке. А безрассудство, это когда ты позволяешь себе рассуждать о том, кто и где имеет право быть, даже не зная, кто перед тобой стоит. Или зная?

— Ich weiß es nicht, serene (Я и сейчас этого не знаю, светлейший) – поспешно пробормотал дядюшка Эверт.

Происходящее окончательно заинтересовало присутствующих, даже музыка смолкла. Последние слова дядюшки вызвали дружный смех публики.

— Он еще и слеп – заметил кто-то из толпы, причем по-русски – Перстень на пальце этого человека не заметить невозможно.

— Но у этого червя губа не дура – послушался другой голос – Он выбрал лучший цветок в оранжерее.

Следом за этими словами раздался звук пощёчины и новый взрыв смеха.

— Возможно он имел в виду не сущность этого человека, а его имя – настолько дружелюбно произнес Старик, что мне стало толстяка как-то жалко. Таким тоном врачи говорят со смертельно больными – Да, мой честный Эверт Клюге, ты же это имел в виду?

Дядюшка даже ничего говорить не стал, только головой потряс.

— И в этом твоя ошибка – с искренним сожалением произнес Старик – Фатальная ошибка. Эти двое – мои личные гости, их пригласили сюда по моей просьбе. То есть ты нанес обиду людям, которые находятся под моей защитой. А это уже не глупость. Это безрассудство. Мало того – им покровительствую не только я, но и хозяин этого прекрасного дома. Ведь это он пригласил их сюда от моего имени. Мой отчаянно смелый Эверт Клюге, ты хочешь померяться силами со мной и моим братом?

Дядюшка рухнул на колени.

— Генрих, что ты там говорил про цветок и оранжерею? – спросил у кого-то невероятно язвительный девичий голос – Напомни?

Никто ничего не ответил.

— Я вижу, что ты усвоил разницу между глупостью и безрассудством, мой рассудительный Эверт Клюге – одобрительно произнес Старик – И впредь верно подбирай слова, если же не можешь этого сделать, то просто молчи. А еще лучше – не совершай глупых и безрассудных поступков, в другой раз тебе может повезти гораздо меньше, чем сегодня. Да и всем присутствующим я рекомендую помнить о том, что они сейчас здесь увидели и услышали.

Дядюшка закивал головой так, что та, казалось, сейчас оторвется.

— Ну и хорошо – Старик так и не снял руки с моих плеч – Эге, да я, похоже, стал причиной остановки веселья в этом зале? Нет-нет-нет, это не дело. Друзья, сегодня славная ночь, так не тратьте время даром! Танцы, вино, еда, любовь – вот что вам нужно. Стоит ли слушать беседы о смысле слов? Музыканты, что вы стихли!

Оркестр, было совсем замолкший немедленно выполнил этот приказ. Взвизгнули скрипки и пары закружились в танце.

— Ну и славно – одобрительно произнес Старик и его руки наконец-то покинули мои плечи – Рад нашей встрече, мой юный друг. И представь мне наконец свою спутницу.

Я улыбнулся и повернулся к тому, кого был бы рад никогда не видеть.

 

От автора – увы, но я не знаю немецкого, потому пользовался автопереводчиком. Искренне надеюсь, что те читатели, что помогли мне с языковым вопросом в прошлой главе, сделают это еще раз и в этой. Я был бы очень признателен.