Глава пятая
Если снаружи замок поразил меня своей величественностью, то внутри ощущения сменились на другие. Мне стало как-то тягостно. Не знаю, что тому было причиной – усталость ли, подсознательное ощущение того, что вот-вот нас начнут резать на лоскуты (что бы там Рози не говорила), или просто полумрак и запах пыли, которые окутали меня и Гарольда сразу после того, как мы перешагнули порог. Давил этот замок мне на нервы, давил.
Хотя по сути, здесь все было очень и очень небезынтересно. На стенах висели огромные звериные головы, я даже предположить не мог, что на свете имеются лоси и медведи таких размеров. А еще коридор, по которому мы шли, являл собой целую галерею. Тут были расставлены вдоль стен статуи… Или как это называется? В общем – фигуры воинов в доспехах, шлемах и с оружием в руках, изготовленных с немалым умением и прилежанием. Они как живые стояли, честное слово! У каждой из них был собственный постамент, снабженный какой-то надписью, как видно, объясняющей любопытствующим, к какой эпохе относится тот или иной экспонат.
— Предков твоих доспехи, поди? – спросил я у Гарольда, который довольно шустро вышагивал по этому коридору, так, что я еле за ним поспевал.
Рози с нами уже не было, ее несколько девушек-служанок повели в мыльню, причем моя суженая серьезнейшим тоном сообщала этим бедолагам, что если те проявят должную сноровку, то она их наградит, а если нет – то запорет на конюшне, причем собственноручно. Что именно она имела в виду под словом «сноровку» я понятия не имел. И, может, к лучшему.
— Нет – отозвался Гарольд – Это лучшие из противников, которые выпадали на долю Монбронов Силистрийских.
— В смысле? – даже остановился я – То есть это доспехи тех, кого твои предки убили?
— Не только доспехи – поправил меня Гарольд, и подошел к ближайшей фигуре – Вот, например, Вилли Железные Челюсти, кузен короля, который лет триста назад правил нашей страной. Был он разбойник, насильник и растлитель, по которому петля плакала. Но вешать его было нельзя, все же он королевской крови. Тогда, по велению монарха, который сам не хотел обагрять руки родственной кровью, мой предок Этьен Монброн взял штурмом замок этого негодяя, перебил там всех, кого можно, и сошелся с ним в решающем поединке. Как ты понимаешь, победа осталась за ним. А Вилли привезли в замок, какие-то части тела набили соломой, какие-то частично забальзамировали и установили сюда, к остальным трофеям моего рода.
Гарольд раскрыл створки шлема, и я увидел в образовавшемся отверстии давным-давно мумифицировавшееся лицо того, кто когда-то разбойничал, насиловал и растлевал. Причем зубы у этого бывшего человека и впрямь были железные. Да еще и острые, как у волка.
— Это они тут все с начинкой? – с неподдельным уважением спросил я – Однако!
Проход был длинный, а чучел вдоль стен по обеим сторонам стояло никак не меньше трех с лишним десятков.
— Здесь только лучшие из лучших – пояснил Монброн – Хороший враг, как и хороший друг встречается нечасто. Ладно, пошли, пошли. Мне надо повидать родных до того, как за стол сядет дядюшка.
Тобиас с нами не пошел. Он сослался на какие-то дела, и обещал присоединиться к застолью «вот-вот прямо с минуты на минуту». То, что он собирался раздать какие-то указания, напрямую касающиеся нас, было несомненно, но какие именно узнать не представлялось возможным. Формальности были соблюдены, и нам не оставалось ничего другого, как отправиться за стол.
Я не удержался от соблазна приподнять забрало шлема чучела, стоящего следующим за Вилли Железные Челюсти («Гнейнгорд Клятвопреступник, убит летом 222 г.п.В.С.), увидел сморщенное как старое яблоко лицо с двумя глубокими впадинами вместо глаз, непроизвольно икнул и вернул забрало на место. Не знаю, как именно окончил свои дни Гнейнгорд Клятвопреступник, но, сдается мне, намучался он перед этим изрядно.
Пройдя еще через пару коридоров (стены в одном были украшены щитами с разнообразной гербовой символикой, а в другом вымпелами на древках) и, поднявшись по лестнице, мы наконец оказались в помещении, которое я безошибочно опознал как обеденную залу. Ну, или трапезную. В любом случае, это было место, где едят. Во-первых, здесь дурманяще пахло жареным мясом со специями и иной снедью, во-вторых здесь стояли столы, в-третьих, за этими столами сидели люди. Точнее – пяток разновозрастных девиц, стройный юноша с бледным лицом, а также очень красивая и очень грустная немолодая женщина в черном бархатном платье.
Желудок, учуяв ароматы пищи, взвыл так, что мне даже стало неловко.
— Матушка! – непривычно мягко произнес Гарольд и устремился к женщине, которая, только заслышав его голос, тут же вскочила на ноги и поднесла правую ладонь ко рту. То ли, чтобы не вскрикнуть, то ли от удивления.
Монброн опустился перед ней на колени, и как-то очень по-детски ее обнял.
Я всегда говорил, что в нем больше человеческого, чем все думают. Просто он это все умело прячет. Вот, и маму он любит.
— Гарольд! – взвизгнула одна из девиц, с светлыми, почти белыми волосами, сложенными в очень сложную прическу – А нам сказали, что ты мертв. Опять ты нас надул, паршивец!
— А я говорила, что он не мог погибнуть вот так запросто, на какой-то там войне – сообщила всем другая девушка, с остреньким носом – Слишком это для него просто.
Остальные барышни тоже что-то начали говорить, но разобрать что-либо в этом гвалте было сложно.
Гарольд тем временем встал с колен и обменялся с матерью несколькими фразами, но что именно он ей говорил и, что она отвечала, я не разобрал. Может, оно и правильно, не все мне знать надо.
Бледный юноша встал из-за стола и подошел к Гарольду. Надо полагать, это и был его брат Генрих, тот, который не уверен в себе, и на которого трудно положиться в тот момент, когда все вокруг рушится.
— Фон Рут – повернулся ко мне Монброн, не обращая особого внимания на брата – Что ты там встал? Вот, дорогие мои, это Эраст фон Рут, мой друг. Это человек, которому я доверяю как себе, так что и вы относитесь к нему соответственно.
— Симпатичный – одновременно и с одинаковой интонацией сказали сразу две девицы.
— Добро пожаловать – произнес Генрих.
Матушка Монброна ничего не сказала, но благожелательно потрепала меня по голове, когда я целовал ее руку.
Девицы тем временем продолжали галдеть, совершенно не обращая внимания на то, что я отлично слышу их разговоры.
Сдается мне, не преувеличивал ничего Гарольд в своих рассказах о них. Возможно, даже наоборот. Преуменьшал.
— Интересно, он не девственник ли? Хорошо бы! Говорят, они такие забавные, вот бы попробовать!
— Любопытно, откуда он? Если с Запада – еще ничего. Но на Восток я замуж не пойду.
— Можно подумать, он именно на тебе женится!
— Не красавец, нет. Зато глазки умненькие.
У меня возникло ощущение, что я лошадь на рынке, и ко мне сейчас прицениваются. Серьезно. И еще я понял, что надо эту опасность в корне давить, от греха, и дело не только в пяти похоронах, которые запросто может устроить Рози, увидев всего-лишь часть той вакханалии, которая имела место быть здесь и сейчас. Просто ни к чему это все мне в принципе.
А прекратить это все можно только одним способом. Надо стать для них неинтересным.
— Ох, и хороши у тебя сестры! У нас в Лесном Краю таких нету! – громко проорал я – А, чтоб тебе!
И после этих слов я сморкнулся прямо на пол, понимая, что тем самым навсегда порчу свою репутацию в глазах всех поколений Монбронов, сколько бы их еще не было на свете. А также надеясь на то, что после этого Гарольд не бросит мне вызов на поединок, когда мы закончим разбираться с его делами. Все-таки сестры, родовое гнездо, опять же.
— Фуууууууу! – сообщили мне сразу четыре из пяти девушек брезгливо и посмотрели на меня презрительно.
И только одна из них, остроносенькая, делать этого не стала. Более того — она даже никак не выказала своего неодобрения.
— Садись за стол, старина – скрыв улыбку, предложил мне Гарольд и хлопнул меня по плечу – В ногах правды нет.
— Покушать бы – одобрительно сообщил ему я, старательно копируя манеры и речь Фалька, и плюхаясь на лавку неподалеку от Генриха – Свининки там, овощей тушеных, хлебушка, подливы.
Если у брата Гарольда и было в планах что-то вроде рукопожатия, то после моей выходки он ничего такого делать не стал, ограничившись кивком и повторив уже произнесенную им фразу:
— Добро пожаловать!
Впрочем, пообщаться нам и не удалось бы, поскольку почти сразу справа от меня уселся Гарольд и тоном, от которого даже у меня пробежал мороз по коже, поинтересовался у брата:
— Ну, Генрих, теперь расскажи мне, как так оно все вышло. И поспеши, пока не пришел дядюшка.
— Все – что? – вяло спросил Генрих – Как мне кажется, ничего особенного или из ряда вон происходящего не случилось.
— Вот такой у меня брат, представитель старшей ветви древнего рода Монбронов – весело, почти залихватски сказал мне Гарольд – В замке как хозяин распоряжается сородич из младшей ветви, его сестер вот-вот спровадят в дом терпимости, матери нужна поддержка в этот трудный час, но она ее не получает. Отец убит! А мой братец считает, что все идет нормально.
— Отец умер сам – наконец-то в голосе Генриха появились живые нотки – Это доказанный факт, который ни у кого, кроме тебя не вызывает сомнения. Мама в полном порядке, что же до наших с тобой сестер… Ты сам все про них знаешь. И помнишь. Дом терпимости? Не смеши меня. От наших с тобой сестер содержатели иных подобных домов как от чумы будут шарахаться.
— Экий мерзавец ты, Генрих – лениво сообщила та девица, что была с роскошными волосами – При госте нас позоришь. Он хоть и из немыслимой глуши, но все-же…
Впрочем, на нее слова кроме меня внимания никто не обратил.
— И самое главное – Генрих встал и уперся кулаками в стол – Я хочу напомнить тебе о том, что, поступив в обучение к колдуну, ты лишился всех прав. Прав на все! Ты не наследник родовой чести, родового добра, славы предков и всего прочего. Ты уже два года как никто, Гарольд. Никто. И, значит, ты не вправе ничего требовать у меня. Ради правды, и до того ты этого делать не вправе был, просто в силу того, что старший брат я, но тогда тебе многое прощалось за твою лихость, удаль и живую кровь Монбронов. За все то, чего не было у меня. Но теперь… Кто ты такой? Радуйся, что тебя вообще пустили сюда, в этот дом. Тебя, и твоего приятеля-невежу.
— Мой славный Генрих, я удивлен – абсолютно без наигрыша произнес Гарольд – Ты ли это? Вечно тихий, вечно молчащий, и вдруг! Правда, я не понимаю, почему ты так набросился на меня, мы ведь не враги.
— Ты уверен в этом? – Генрих криво улыбнулся – Просто ты раньше этого не замечал. Да и когда тебе? Ты всегда то на балу, то в кровати очередной придворной дамы, то на поединке с мужем этой дамы, а то и вовсе на войне. От отца только и было слышно: «Мой Гарольд опять умудрился нашалить». И главное – он бы счастлив твоим шалостям! Даже то, что ты обрюхатил мою невесту, мою Люсиль, он и то назвал «проделкой». Проделкой!
— Я? – ошарашенно произнес Гарольд – Люсиль? Ты в своем уме?
— Мне все известно! – прошипел Генрих и помахал пальцем у носа Монброна – Все! Я видел ублюдка, рожденного ей. Это вылитый ты! Люсиль, правда, до последнего момента твердила, что ты здесь ни при чем, что все было наоборот, что ты ее спас, но я-то знаю, что эта лживая дрянь просто выгораживала тебя! Даже когда она умирала, она твердила о том, что это мой ребенок, а не твой.
— Как интересно – Гарольд обвел взглядом потолок залы – Это все? Или у тебя еще есть что сказать?
По лицу его матери текли слезы, сестры испуганно глазели на происходящее и даже не перешептывались. Судя по всему, они таким Генриха тоже никогда не видели.
— Есть – кривя губы, сообщил ему старший брат, щеки которого от эмоций и криков изрядно порозовели – Знаешь, ты меня очень, очень расстроил. Я ведь был уверен в том, что ты непременно примчишься сюда, узнав про смерть отца и прочие бесчинства. И очень надеялся на то, что ты поступишь так, как всегда, то есть ворвешься в замок, прикончишь дядюшку, точнее, попытаешься это сделать, и вообще наделаешь разных глупостей, вроде кровопролития и возмущения порядка. Ты же Гарольд Монброн, любимец дам, надежда рода, у тебя есть все права на это. И после этого я испытаю давно ожидаемую огромную радость, глядя на то, как тебя четвертуют на Судной площади, потому что никаких прав у тебя нет и быть не может. Разве что на небольшое денежное ежемесячное вспомоществование, что-то вроде сотни золотых. Ах, да. И еще небольшого поместья на южной границе Силистрии.
— Это правда – прошептала мать Гарольда, не поднимая глаз – Такова последняя воля покойного. Все права унаследовал Генрих.
— Который тут же отдал их младшей ветви Монбронов – с невыразимым ехидством произнес братец Гарольда, шутовски разводя руки в стороны – В обмен на пару услуг и еще кое-что.
— Ну, с одной услугой не сложилось – миролюбиво сообщил брату Гарольд – Я не стал безобразничать, я предпочел другой путь, мирный. Что же еще тебе обещал наш дядюшка?
— В том числе то, что сделаю все, для того, чтобы ты умер, мой дорогой племянник – раздался бас дядюшки Тобиаса – И не просто умер, а на глазах у всего города, опозоренный и ошельмованный. Это было обязательное требование Генриха.
Новый хозяин родового гнезда Монбронов вошел в залу, прошествовал к массивному дубовому креслу, стоящему во главе стола и плюхнулся в него.
— Это-то понятно – Гарольд взял ломоть хлеба из плетеной корзины и с аппетитом отхватил зубами сразу половину его – А что еще?
— Еще? – дядюшка гулко рассмеялся – Еще он получит руку моей дочери. Единственной, прошу заметить. Правда, это только пока, надеюсь, что чрево твоей матушки еще способно к деторождению.
— Мы даже уже обручены с Лизелоттой, дорогой братец – добавил Генрих – Да-да. И брачном договоре, который мы подпишем, четко указана сумма приданого, которая меня вполне устраивает.
— Ну и еще кое-что он получил, по мелочам – закончил дядюшка благодушно – Но в целом твой брат, любезный племянничек, очень и очень неглупый малый. Кстати, если бы даже ты не отправился учиться на колдуна, то все для тебя и твоего отца все равно дело кончилось бы почти тем же самым, что и теперь. Ну, единственное что ты умер бы в корчах и слюнях, от жуткой боли в животе. Я человек не злой, мой брат не мучался. А вот Генрих – он другой.
Мать Гарольда издала головой звук, дядюшка сурово на нее зыркнул и женщина испуганно замолкла.
— Да, Генрих другой – согласился с ним Гарольд – Совсем другой. Эраст, ты прости меня.
— Не понимаю, о чем ты – потянулся я за куском хлеба, уже отлично понимая, что разносолов нам не видать – Разве что за скудность стола извиняешься. Так это не твоя вина, а твоего родича, пригласившего нас на завтрак. Прижимист он оказался.
— А что переводить на вас еду? – даже как-то удивленно ответил дядюшка Тобиас – В «Башне-на-Площади» вас покормят. Я слышал, что наш славный король на ее узниках не экономит, он считает, что особо опасные преступники, те, что приговорены к смерти, должны в полной мере ощутить его доброту и сердечность.
Не очень приятное название – «Башня-на-Площади». Да и упоминание про смертные приговоры мне не очень понравилось.
— Значит, все уже готово – подытожил Монброн – Надо же, я сам сунул голову в петлю.
— Вернее, сделал шаг к эшафоту – поправил его Тобиас – Одно из требований Генриха – публичная казнь. Четвертование или колесование, тут уж как судьи решат. Его оба варианта устраивают. Плюс, естественно, ошельмование и лишение дворянской чести.
— Это как? – изумился я – Как девку чести лишают – это понятно. Но тут-то как? Или я чего-то про Силистрию не знаю?
— Будет написан королевский указ, что я отныне лишен права носить родовую фамилию, лишен права проживать в столице и еще много чего лишен– объяснил мне Гарольд – Крайне унизительная процедура, поверь мне.
— Ну, положим, убить здесь нас может и получится. Если прямо сейчас и здесь – скептически произнес я – Хотя… Не факт. Да и толку вам от того? Вы все одно нашей смерти не увидите. Ты не обижайся, Гарольд, но братец твой слизняк, мы его прикончим сразу, без особых хлопот. Я его сам и прирежу, чтобы тебя совесть не мучала. С дядюшкой хлопот побольше будет, больно он толст, но тут главное брюхо вспороть, а там он сам богам душу отдаст. А дальше… Да по трупам до входа пройдем, не в первый раз.
Про магию я упоминать не стал, ни к чему это. Хотя, если дело и впрямь дойдет до драки, я ее в ход пущу непременно. Того же дядюшку ей попотчую.
Дядюшка Тобиас усмехнулся, взял колокольчик, который стоял перед ним и несколько раз качнул его влево-вправо.
Скрипнули двери, и в зале сразу стало многолюдно. Причем все вновь прибывшие держали в руках арбалеты, болты которых были направлены на нас.
— Кстати – неплохая альтернатива, братец – заметил Генрих – Мне это невыгодно, но тем не менее. Это легче и проще, чем свидание с палачом на Судной площади.
— Легче – признал Гарольд – И проще. Но я за последние два года очень отвык от очевидных вещей. Жизнь, знаешь ли, как-то все так хитро выворачивала, что простые пути стали казаться не слишком верными. Да вот и сейчас – казалось бы, мне надо вынуть шпагу, попробовать убить тебя и получить десяток арбалетных болтов. Все так просто. Но в чем смысл? Ты уцелеешь, поскольку я не успею этого сделать, у меня же шансов остаться в живых не будет вовсе. Если же я не стану пробовать тебя убивать, то и эти господа не посмеют стрелять. Нет повода.
Гарольд тянул время, это я прекрасно понимал. Ему ли не знать, что в нашем мире принято убивать без повода. Вот только чего ради он его тянул? Ждал Рози? Но, как по мне, лучше бы ей здесь и не появляться. Мы умрем – это ладно, но ее смерти я не хотел. Может, это и есть любовь? Ну, когда не хочешь смерти близкого тебе человека настолько, что будешь рад умереть раньше него?
— Племянник, заканчивай этот балаган – хлопнул ладонью по столу Тобиас – Кладите оба оружие на стол и заканчивайте пустые разговоры. И сразу – все эти «пройдем по трупам» в моем доме не пройдут. Во дворе вас ждет народу больше чем здесь. Втрое больше.
— Наши дрязги – это наши дрязги – ровно произнес Гарольд – Фон Рут тут не причем, как и де Фюрьи. Со мной… Будет, что будет. Но с какой стороны они в этой истории?
— Мистресс де Фюрьи и вправду ни при чем – даже как-то радостно заявил дядюшка Тобиас – Она будет гостьей в моем доме, я ее с дочкой познакомлю, а если ее родня пожалует, то и их встречу и привечу. Хоть эта Рози и из вашего колдовского выводка, но все одно она де Фюрьи. Фамилия, подкрепленная серебряными рудниками и обласканная королем. Так что за нее не волнуйся, она сейчас поплещется в мыльне, потом позавтракает, а потом… Найдем как ее развлечь. Так, что про вас она и не вспомнит. А вот приятель твой – он никто, нищеброд из лесов. Кабы он еще не видел и не слышал ничего, но это не так. Да еще и брюхо мне хотел распороть, гаденыш такой. У!
И дядюшка, наконец сняв маску добряка, оскалил зубы и замахнулся на меня своей лапищей.
— Вот, Гарольд – удовлетворенно заявил другу я – Теперь у нас равные права на то, чтобы убить его. Тебе надо отомстить за честь семьи, а мне за свою собственную.
— Идиоты – показав на нас, произнес дядюшка – Все, надоели они мне. Хватайте их.
Часть воинов дядюшки побросала свои арбалеты и кинулась к нам.
Вот тут я и растерялся. То ли доставать шпагу и дагу, то ли нет. Достанешь – получишь болт в грудь или голову. Не достанешь – считай, сдался, а я этого не люблю.
Пока голова соображала, пальцы правой руки, повинуясь рефлексу, который вбивал в нас Ворон, уже привычно сплелись, формула была на языке, и я было почти пустил заклинание в ход, как поймал взгляд Генриха. Ожидающий. Полный надежды.
Этот поганец хотел, чтобы мы выкинули что-то подобное. Более того – на это и был расчет. Ему не колесование наше было нужно, не четвертование.
Ему сожжение хотелось посмотреть.
— Гарольд, только кулак или сталь – заорал я, ткнув пальцами в глаза первому набежавшему здоровяку, этот трюк у меня отлично получался еще в Раймилле – Без ничего!
— Понял – ответил мне Гарольд и врезал кулаком одному из стражников – Как по мне, надо вовсе без крови обойтись, а то на нас ее и повесят.
Без крови – это было все равно, что сдаться. Собственно, нас и скрутили через минуту.
Может, это и неправильно, может, стоило все же попробовать прорубить себе путь? Да и потом – не один же коридор в этом замке? Есть какие-то тайные ходы и все такое.
Но это должен был решать Гарольд, а он за шпагу не взялся. Значит, не счел нужным. Значит, есть у него какие-то резоны так поступать.
— И снова ты ошибся – попенял Генриху дядюшка – «Они колданут, они колданут». Вот, не колданули. Даже за сталь не взялись, негодяи такие. Слушай, может в дальних краях Гарольд и впрямь ума-разума набрался?
— Тогда его точно убить надо – буркнул Генрих, который, несомненно, был крайне разочарован нашим поведением – Я в те времена, когда он был дураком еле выносил, а уж в качестве умника он станет вовсе нестерпимым.
— Не набрался – с сожалением произнес мой друг – Теперь я это наверняка знаю. Не послушал умного совета, сделал все по-своему, как привык, и вот результат.
— Снявши голову, по волосам не плачут – назидательно произнес дядюшка – А вообще – да. Сидел бы там, на Западе, не совался бы сюда, тогда и жив остался.
— Ну да – сплюнул Гарольд – А вы бы все новых и новых наемных убийц подсылали.
— Не без этого – признал дядюшка, подходя к нему и доставая из ножен его дагу – Но и ты меня пойми. Ты мне живой не нужен. Положение при дворе у меня пока шаткое пока, не всем фамилиям пришлось по душе то, что произошло. А если еще и вспомнить про родню твоей матушки… Ну как ты к Рою Шестому побежишь? Он тебя всегда любил. Опять же – вон, ты с де Фюрьи сошелся близко, твой лучший друг жених одной из их рода. А я ведь про это даже и не знал. Нет, никак тебе жить нельзя. И приятелю твоему тоже. Генрих, иди сюда.
Брат Гарольда болезненно скривился.
— Может, без этого обойдемся? – спросил он у дядюшки.
— Как? – пожал мощными плечами он – Надо, сынок, надо. Терпи.
Генрих так и не тронулся с места, тогда Тобиас в несколько шагов приблизился к племяннику, и вогнал лезвие даги ему в бок. Неглубоко, так, чтобы кишки не повредить, но кровь брызнула из раны моментально, закапав пол трапезной. На колете Генриха расплылось темное пятно, он побледнел еще больше, хоть, казалось, дальше уже и некуда.
— Ну, и для полноты картины, займусь собой – Тобиас было хотел пустить в ход оружие Гарольда, но потом подумал и подойдя ко мне, достал из ножен уже мою дагу – Лучше так. Не будем обманывать королевский суд во всем, пусть будет хоть что-то по правде.
Себя он жалеть не стал, вспорол камзол на груди, да так, что белая рубаха под ним мигом стала красной. И еще полоснул как следует руку. Врать не стану – впечатлил меня. Не всякий так себя резать сможет. Другого-то запросто, но вот себя…
— Зови – стряхнув капли крови с руки на пол, скомандовал одному из воинов Тобиас – Можно.
Дверь скрипнула и в залу вошел достаточно скромно одетый человек, в котором я сразу же, каким-то шестым чувством, угадал судейского. Не знаю отчего, но эту публику от любой другой я отличу сразу. Они в любом королевстве одинаковы и наши, раймилльские от местных не отличаются ничем. Может, они вовсе отдельная ветвь человеческая? Некое племя, которое рождается для судейских нужд?
— Вот они, злодеи – рыдающим голосом произнеся дядюшка и перехватил кровоточащую руку – Я их принял в доме, как родных, как самых близких мне людей, а они… Пытались убить меня, пытались убить Генриха!
Бледный Генрих так и стоял, в глазах его плескались боль и страх, он, похоже, впервые в жизни так близко столкнулся с этой стороной жизни и теперь пытался осознать, что ему делать дальше. В смысле – умирать, или еще пожить?
— Бедный мальчик – прорычал дядюшка и толкнул племянника в грудь, тот рухнул в свое кресло и громко заорал от боли – Вот, видите каково ему! Не то страшно, что в бок ударили, что лезвие чудом не вспороло ему печень. То страшно, что это сделал его брат! Братоубийца!!!!! Что может быть страшнее!
— По королевскому Уложению братоубийство карается четвертованием – невозмутимо пробубнил судейский – Свидетели есть?
— Полный зал – обвел рукой трапезную Тобиас – Вот, все они видели то, как я этих двоих встретил, а также как они меня и этого бедного мальчика убить хотели.
— Прекрасно – судейский зевнул, не раскрывая рта – Завтра сами приходите и пяток этих молодцев прихватите. Снимем показания, подготовим королю записку по этому поводу, и, если все будет удачно, через месяцок он это дело рассмотрит.
— Как же так? – расстроился дядюшка – Король судебные дела рассматривает по вторникам, я знаю. Почему месяц?
— Там все непросто – чиновник озадаченно нахмурил брови – Есть некая очередь. Дело-то ваше личное, не государственной важности, у него и ход другой.
— Государственной – заверил его дядюшка – Государственной. Вы ко мне нынче на обед загляните, мы это обсудим.
— Почему нет? – покладисто согласился чиновник – Обед – это хорошо. Но только без вина. Печень, знаете ли, пошаливает.
У дядюшки и впрямь все было на мази. Четверо крепышей в такой же серой судейской одежде, шустро надели на нас кандалы, освободили от остатков оружия, которое их начальник прихватил с собой, а после шустро повели на выход.
— Что, вы тоже против нас будете свидетельствовать? – не удержавшись, спросил я у сестер Гарольда, которые так все это время и просидели молча – Тоже любопытно глянуть, как нам руки-ноги рубить будут?
Ответа не последовало.
— Да какая вам разница? – без тени недовольства, и даже как-то учтиво сказал мне судейский – В Силистрии показания женщин судом не рассматриваются. Кто будет им верить, по крайней мере, находясь в здравом уме?
За воротами нас поджидала черная карета с задернутыми шторками окнами и без каких-либо гербов на дверях. Нас шустро запихнули в нее, и она мигом тронулась с места.