«Чужая сила» Глава пятнадцатая

                            Глава пятнадцатая

Ради правды следует сказать, что с гвоздем, который по рецепту Митрия должен был служить инструментом для поиска кладов, мне пришлось изрядно помучаться. Если верить русской народной пословице, то первый блин всегда выходит комом. У меня все получилось ровно наоборот. Приворотное зелье я сделал запросто, с первого захода, а вот этот гвоздь… Ну вот никак он не хотел приобретать необходимые свойства. И еще неизвестно – приобрел или нет. Визуально – да, к пятнице мы с Родькой наконец добились того, что он наконец-то совпал с описанием, данным в книге, но что до содержания – тут фиг знает.

Если верить записям, верхняя половина этого самого гвоздя должна была стать серебряной, а нижняя, та, что острие, – золотой. Не в прямом смысле, разумеется, а окраситься в эти цвета. Ну, оно и понятно. Если бы Митрий нашел способ железо в золото или серебро превращать, то ему бы смысла не было клады искать, ему бы и так хорошо было. И мне сейчас тоже. Можно было бы на работу не ходить.

Так вот – десяток гвоздей мы загубили, прежде чем из мутной жижи явился на свет практически эталонный экземпляр, двуцветный, как карандаш. Все как было написано – шляпка и то, что под ней, светлое, а низ блекло-желтый.

У меня прямо в душе птицы запели. Я, если честно, даже начал подумывать плюнуть на это дело, особенно после того как один из гвоздей у меня прямо в руке в ржавчину превратился. Чем я потом весь вечер конечность только не тер – и мылом, и пемзой, и даже кухонными моющими средствами – все без толку. Она въелась в нее намертво, и только к сегодняшнему дню начала сходить. Жутко дискомфортная история вышла, и на работе девчонки на мою руку нехорошо косились.

— Красиво – Родька даже причмокнул, глядя на результат наших трудов.

— Что да, то да – я повертел гвоздь в руках – Но не это главное, вопрос в другом — он работает или нет?

Если верить все тому же Митрию, технология использования этого гвоздя была проста. Надо было зажать его в ладони и неторопливо ходить по тем местам, которые ты считал перспективными в плане поисков сокрытых в земле сокровищ. Если гвоздь дернется в руке верхним концом, тем, где шляпка – серебро где-то рядом. Если острием – золото. Чем ближе к кладу, тем сильней он будет шебуршиться в руке. Найдя точку наибольшей активности, подбрасываешь его вверх, сказав при этом: «Небо да земля, укажите, где казна». Где гвоздь в землю воткнется, там и копай. В общем — эдакий старорусский примитивный металлоискатель.

Подумав маленько, я сбегал в комнату и взял из шкафа свое обручальное кольцо. В свое время после развода я выбрасывать его не стал, рассудив, что это не слишком разумно. Может, я в старости из него себе зуб золотой сделаю?

Положив кольцо на стол, я зажал в руке гвоздь и вытянул ее вперед.

Никакого эффекта.

— Так оно в земле не укрыто – резонно заметил Родька – Стало быть – не клад.

— Разумно – согласился с ним я и подошел к подоконнику, на котором у меня стоял горшок с денежным деревом.

Я прикопал кольцо в земле и повторил эксперимент. Результат тот же – ничего.

— Дурака вы валяете – послышался голос Вавилы Силыча откуда-то сверху, судя по всему – из вентиляционной шахты – Это же твое кольцо. Стало быть, хоть куда его суй, оно кладом для тебя не станет. Клад – это чужое, которое ты хочешь сделать своим. Вот ежели ты это кольцо зароешь, а гвоздь кому другому отдашь, то он его может и найдет. А может и нет.

Я сел на табуретку и задумался. Опять же, все верно сказано. Значит – только полевые испытания могут дать тот или иной результат.

— Послушай меня, Александр – голос подъездного раздался уже из-за холодильника, а после появился и он сам – Не связывался бы ты с кладами, нет в них ничего хорошего. А особенно в тех, что старые, давно в землю положенные. Кто знает, что там за злато-серебро лежит, кто его закапывал, как оно к этому человеку в руки попало? Добро, если его купчина положил, чтобы сберечь. А если нет? Если лихой человек, и пришло оно к нему через смертоубийство? Опять же – закладные клады есть, на кровь запечатанные. Ты его возьмешь, а за тобой потом мертвяк начнет шататься, его сторож. И пока тебя со света не сживет, не успокоится. Это у вас в кино все хорошо получается – нашел котелок с монетами и богатеньким стал. На деле все не так легко выходит.

— Вавила Силыч, да мне не золото важно – попытался успокоить его я – Мне интересно понять – работает эта штука или нет.

— Не слышишь ты меня – печально констатировал подъездный – С тем зельем не послушал, и теперь тоже не желаешь. Не получится тут только попробовать и все. Добро, если ты не найдешь ничего, но если повезет, то не остановишься, пока клад не возьмешь. Ты, Александр, человек, а люди до золота да серебра жадные, и не переделаешь вас никак. А с кладом тем ты и все его горести себе заберешь.

— Заговоры есть – подал голос Родька – Специальные, с которыми клады забирать надо, чтобы зло оставить там, где они лежали. Я как-то раз его слышал от того хозяина, что был до того хозяина, за которым был Захар Петрович. Давно, в общем. Вышло так, что нам деньги нужны были очень, вот он клад и взял в дубовой роще. Старый был клад, на коня заговоренный.

— На коня? – не понял я.

— Когда его клали в землю, то на том месте коня убили и кровью его сокрытое полили – пояснил Вавила Силыч –  Он с того момента его стражем стал. Хозяина не тронет, а любого другого в могилу свести сможет.

— Верно-верно – подтвердил Родька – Так вот хозяин его душу сначала заговором связал, чтобы он сразу из ямы не выбрался, а после другим заговором ее отпустил. И только потом все себе забрал.

— Как же все непросто – запечалился я – Казалось бы – нашел клад, выкапывай его да забирай. Нет, и тут намудрили со своим фольклором.

— А ты как думал? – по-моему, даже обиделся Вавила Силыч – Ничего из ничего не возникает. Это мудрость, Александр, вековая мудрость, а никакой не фольклор. И память. Раньше всякий мальчишка про это знал, потому, как с детства ему отец да дед про это рассказывали, а он потом про то же своим детям говорил, и внукам. А вы беспамятные… Живете как бабочки-однодневки, и знать ничего не желаете.

Он замолчал, уставившись в пол.

— Да я ничего такого – мне стало неловко перед подъездным за нас, горожан, покона не ведающих – Я же тебя слушаю, просто…

— Аааа! – отмахнулся тот – Пока сам не обожжешься, все равно не поймешь. Вон, с тем-то зельем как вышло? Добро еще, что все на службе обошлось.

Это да. Вроде обошлось. Ни Чиненкова, ни даже Силуянов меня не дергали, что же до прочих соратников, то они уже на следующий день забыли о том, что накануне в цоколе что-то происходило, поскольку нашлась новая животрепещущая тема для обсуждения на перекурах и перекусах. Жанка Слепнева умудрилась раздолбать «передок» своего «ниссана», который только на той неделе купила в кредит, и этот факт требовал всестороннего рассмотрения.

Что до Романовой – она вышла на работу, как ни в чем не бывало и, похоже, на самом деле ничего не помнила. По крайней мере, когда я столкнулся с ней на лестнице, неприязни в ее взгляде было ровно столько же, сколько и всегда, не больше и не меньше.

Сдается мне, что ей так и не объяснили причину, по которой она очухалась в «пересчетке» в полуобнаженном виде, списав все на нервный срыв, и не стали упоминать про африканские страсти ко мне, что очень хорошо. Было и прошло, забыли.

Нифонтову, с которым я созвонился в четверг, я тоже про свои любовные похождения рассказывать не стал. А зачем? Но зато спросил про Немирову, сославшись, правда, на то, что она странновато на меня поглядывает после его визита в банк.

— Не бери в голову – посоветовал он мне – В любом случае неприятностей тебе от нее ждать не следует.

— Что-то она знает такое – пояснил я – И про вас, и про меня.

— Про тебя – вряд ли – помолчав, сказал Николай – А про нас – знает кое-что. Я еще тогда у шефа спросил про нее, так он ответил, что лет пять назад была некая история, в которой ваша Немирова оказалась замешана. Тогда она и столкнулась с нашими сотрудниками. Да и не только с ними. Герман тогда эту бедолагу в последний момент из одного подвала вытащил, где ее чуть в жертву не принесли. Собственно, она после этого из Системы и ушла на коммерческие хлеба.

— А Герман – это один из ваших? – уточнил я.

— Да – Нифонтов помолчал – Был. Он погиб два года назад. Ладно, не суть. Как у тебя?

— Ровно – бодро ответил я – Ничего не происходит. Читаю книгу, вечером по улицам не шляюсь. Правда, на выходных к родителям на дачу собираюсь. Ну, как собираюсь? В приказном порядке. Мама – это страшная сила.

— Это да. У самого то же самое по весне и по осени – подтвердил Николай – Хотя, как по мне, лучше все-таки воздержаться. Город есть город.

— У моих стариков дача по «Калужке» — объяснил я – Это и есть город. Туда Москву расширили, так что у них теперь две московские прописки. Там полноценный ДНП, охрана на въезде, фонари на всех перекрестках и облако пахнущего шашлыком дыма над домами. Понимаю, что это все не защита, но такого как в Лозовке там по определению быть не может, как мне кажется.

— Ну да, в таких местах мало кто шалить станет – признал мои доводы разумными Нифонтов – Все и всё на виду, потому что все всегда поглядывают за соседские заборы. Только если какая совсем дикая тварь из дикого леса забредет. Да и то вряд ли. Но ты мне все равно скинь точные координаты «смской». На всякий случай. И нож не забудь.

— Само собой – заверил его я – Будь уверен.

В субботу, рано-рано утром, я собрал рюкзак, на самое дно его положил нож в ножнах и гвоздь, завернутый в носовой платок, потрепал Родьку по мохнатой голове, и сказал Вавиле Силычу, пришедшему меня проводить:

— Меня до завтрашнего вечера не будет, так ты присмотри за ним.

— Не сомневайся – солидно ответил подъездный – Без дела не останется. Я его с собой на охоту нынче вечером возьму.

— Куда? – изумился я.

— На охоту – повторил подъездный – Мы сегодня всем обчеством удава ловить будем.

— Какого удава? – совсем уже опешил я.

— Ты Влада знаешь? – ответил вопросом на вопрос Вавила Силыч – Чудного, из второго подъезда?

Влада я знал. Ну, как знал? Видел. Он был из непризнанных художников, считал себя гением, ходил в колоритной одежде, вроде пестрого пончо или зеленого пиджака на голое тело, и неустанно экспериментировал с прической. В последний раз, когда я с ним столкнулся на улице, его голова была наполовину обрита, оставшиеся же волосы были выкрашены в пурпурный цвет. Общественность в виде старушек у подъездов его осуждала, дети обожали, видя в нем героя из японских мультсериалов, а остальным, вроде меня, было пофигу. В нашем мире всякий сходит с ума по-своему.

— Так вот – верно расценил мое молчание подъездный – Он себе года три назад удава завел. Пока тот был маленький, Влад ему радовался. А по весне эта тварюга его чуть не задушила ночью с голодухи. Чудной тогда в запой ушел, не до кормежки удава ему было. Как тот его душить начал, он маленько протрезвел, на эту гадину обиделся, да и сбросил его с балкона вниз.

— Жесть какая – проникся я – Жалко животину. Лучше бы в зоопарк сдал. Или в цирк.

— Жалко ему – проворчал Вавила Силыч – Да этого удава ломом не убьешь. Он на газон у подъезда упал, полежал немного, очухался, и в подвал уполз. А чего ему? Там тепло, сыро. И кормежка есть – мыши. Мы сначала радовались, когда он их всех сожрал. Потом пару крыс придавил, что сдуру в наши края забрели. Но это еще ничего. На той неделе он кошака схарчил, который у профессора из пятого подъезда жил. Домашний этот кошак был, вот в подвал и полез. Бродячие давно туда не суются, у них с инстинктом самосохранения все в порядке, а домашний – он и есть домашний, нюх совсем потерял. А позавчера эта гадина чуть Кузьмича не придушила из второго подъезда, когда он трубы простукивал.

— Сантехника? – изумился я – Это какой же он вымахал?

— Подъездного – объяснил мне Вавила Силыч – Но если от него сейчас не избавиться, то и до сантехника доберется со временем. Вот мы и назначили на сегодня охоту. Поймаем его, спеленаем и в четырнадцатый дом подбросим. Пускай у них потом голова болит.

— А почему в четырнадцатый? – спросил я.

— Мы с ними не дружим – подъездный цыкнул зубом – У них другая управляющая компания.

— Давай, Родион – я присел на корточки и положил своему помощнику руку на плечо – Святое дело своим помочь. И не опозорь нашу квартиру на охоте.

— Не люблю я змей – проворчал Родька – Склизкие они, и воняют. Хозяин, может, лучше меня с собой возьмешь?

— Поговори еще – осек его Вавила Силыч – Александр, ничего, если мы твою квартиру сегодня используем как место сбора? Можно и на чердаке, но тут удобнее будет.

Я был не против, но попросил их противоположный пол сюда не водить, музыку громко не включать и за собой после мероприятия убрать и проветрить. И, спускаясь на лифте вниз, тихонько хихикал, вспоминая их недоуменные взгляды.

Окончательно я развеселился, после того как встретил у подъезда помятую и сонную Маринку, как видно возвращавшуюся с какого-то ночного мероприятия.

— Привет! – гаркнул я, помахав ей рукой – Утро-то какое славное, а?

— Да?  – Маринка подняла голову, посмотрела на голубое небо без единого облачка и зевнула, прикрыв рот ладошкой  — Возможно. Ты куда намылился в такую рань?

— За город – бодро ответил ей я – Айда со мной! Свежий воздух, лес, речка. Благодать божия!

— Нет уж – как-то сразу даже взбодрилась моя соседка – Я лучше тут, в городе останусь. Мне прошлого раза хватило. До сих пор гадаю, каких мы с тобой тогда болотных газов нанюхались, что такая хрень привиделась. Меня до сих пор кошмары мучают по ночам.

Ага, все-таки она пошла по пути наименьшего сопротивления, и решила перевести воспоминания о той ночи в раздел галлюцинаций. Может, оно и правильно.

— Вольному воля – я поправил лямки рюкзака – Не хочешь – не надо. А я поехал, время поджимает.

Кстати – было бы весело, если бы она согласилась. Забавно было бы глянуть на реакцию моей мамы, которая до сих пор досадовала, что распался мой первый брак, и не слишком привечала девушек, которые были у меня после него. Светка ей нравилась своей покладистостью. Моей маме вообще нравятся только те люди, которые признают факт, что именно ее мнение по любым вопросам жизни человеческой является единственно верным, а любое другое крамола, не имеющая права на существование. Маринка не Светка, а потому, подозреваю, первая стычка случилась бы еще до того как мы сели в машину.

Я и сам не такой, потому общаюсь с мамой в гомеопатических дозах. То есть – преимущественно по телефону, и не сводя беседы к острым личным темам. Политика, погода, рост цен – пожалуйста. А все: «Может, поговоришь со Светочкой, вы же такая отличная пара были? Я с Полиной говорила, она ведь до сих пор одна, может и срастется у вас» — это сразу нет. Личное – это личное. Я сам тут все решу.

Но иногда приходится выполнять сыновний долг воочию, так сказать – с личным присутствием. И вот тут начинается настоящая жесть.

Собственно – так вышло и сегодня. Сначала мне было высказано, что я мог бы приехать и пораньше. Аргументы вроде: «Метро с шести утра работает», мамой не рассматривались. Дальше – больше – после того, как мы погрузились и отбыли, начались расспросы о работе, сетования о том, что я безынициативен и загубил свои таланты, воспоминания о моих детских годах, жалобы на то, что все ее подруги давно уже бабушки, и все такое прочее. Короче – стандартный набор. Одна радость – ехать нам надо было недалеко и недолго. Мои родители проживают почти на самом выезде из Москвы на Калужское шоссе, а потому дорога на дачу совершенно не трудна и очень быстра. По сути – знай себе, двигайся по прямой.

Что до бати – он в разговоры не лез, точно зная, что молчание – золото. Что-то брякнешь не ко времени, так еще и тебе достанется на орехи.

Но любая дорога когда-нибудь заканчивается и вскоре мы добрались до собственно дачи, где я в последующие несколько часов в компании с отцом квадратное катал, круглое таскал и занимался всякой разной мелочевкой, вроде спиливания засохших сучьев у деревьев и прокачивания скважины. Прозвучит дико – но с радостью, поскольку этот труд гарантировал мне спокойное времяпровождение. И только уже очень сильно за полдень, после плотного обеда, я наконец-то смог выбраться за калитку, честно заработав право на свободное время своим героическим трудом. Причем мне удалось скрыть от бдительного маминого ока свой старый, еще школьный рюкзак, в который я положил саперную лопатку. Увидела бы – вопросами замучала, «зачем» да «зачем».

До леса от нашего дачного дома было идти не так уж и далеко. Надо заметить, что лес у нас тут был действительно лесом, а то в иных местах ближнего Подмосковья уже и березовая рощица диковинка. Был я у одной знакомой на даче, так там лесом березовые посадки пятилетней давности именовали. Ну, а что? Деревья есть, десяток елок есть и три мухомора растет. Лес, однако.

Нашему лесному массиву просто повезло, его признали природоохранной зоной и даже присвоили какой-то там статус. Потому, собственно, его до сих пор и не вырубили. Так, немного опушку в девяностых посекли, когда газовую трубу тянули, но и только.

Впрочем, возможно с точки зрения сибиряка, и наш лес – это так, чепуха несерьезная. Но все-таки я его воспринимаю как полноценный, настоящий, кстати, чем-то похожий на тот, из Лозовки. Деревья, шумящие кронами где-то в вышине, невесть кем протоптанные тропинки, внезапно начинающиеся и так же неожиданно пропадающие в траве, небольшие полянки, заросшие травой, бочажки с темной водой, и даже небольшое болото, находящиеся где-то в самом сердце массива. Помню, как еще в детстве бабушка, с которой я на этой даче проводил в детстве летние месяцы, строго-настрого запрещала мне туда соваться. Мол – болото коварно, наступил на мох и ухнул в трясину, тут тебе и конец. Я верил, но туда с пацанами все равно бегал, за ягодами. Да и тонконогие болотные подберезовики там росли будь здоров как, хоть косой коси, за пятнадцать минут полную корзину набить можно было.

Войдя в лес, я приметил небольшой пенек и достал из рюкзака приличный ломоть «Столичного» хлеба, который прихватил из Москвы. Вообще-то вчера вечером я купил для местного лесного хозяина целый кругляш, но большую его часть смолотил Родька, который до этого от городской выпечки нос воротил. Этот же хлеб ему неожиданно пришелся по душе.

Положив хлеб на пень, я на мгновение задумался – а что говорить-то? Про поклон мне Нифонтов тогда сказал, о том, что просить ничего не надо, тоже упомянул, а непосредственно текст обращения не озвучил. Видимо, понадеялся на то, что не совсем я дурак.

— Добрый день, батюшка лесной хозяин – неуверенно произнес я и отвесил поясной поклон – Не побрезгуй моим угощением и позволь погулять в твоих владениях.

Кривенько сказал-то. К тому же «позволь погулять» это тоже просьба, как не крути.

Деревья зашумели и ко мне на плечо, кружась, упал березовый листок. Вот и гадай – то ли «да», то ли «нет».

Ветер стих так же быстро, как и появился, я расценил это за добрый знак, и направился дальше, по достаточно широкой тропинке.

Еще одно подтверждение того, что мое подношение принято, я получил буквально через пару минут. Столько грибов, сколько попадалось мне по дороге, я здесь не видел никогда. И главное – все как на подбор. Крепкие «белые», молодые, недавно раскрывшие шляпки, подосиновики, россыпи лисичек – и вот они, только руку протяни, в шаге от тропинки. Явно лесной хозяин решил меня за вежливость отблагодарить, тут народу шастает много и все это они бы не пропустили.

— Спасибо, батюшка – снова отвесил я поклон – Я не за грибами-ягодами пришел. Но благодарю тебя за подарок.

Отойдя чуть подальше от поселка, я достал из рюкзака свой зачарованный гвоздь и сжал его в ладони. Ничего не произошло. Просто гвоздь в ладони – и все.

Я прошел еще немного по тропинке, а после решительно свернул с нее в лес. Если уж чего искать – то только там, а никак не здесь, где все утоптано.

Заблудиться я не боялся совершенно. Во-первых, этот лес был излазан мной в детстве, пусть и не весь, но это не столь и принципиально. А во-вторых я был уверен в том, что лесной хозяин выведет меня из него самым коротким путем. Откуда взялась уверенность – не знаю, но она была.

Следующие часа полтора были посвящены беспорядочной ходьбе по лесному массиву. Я посетил два бурелома, промочил ноги в бочажке (отвык, отвык, в кроссовках поперся в лес), поел поздней крупной земляники в березняке, но так и не достиг желаемой цели. Гвоздь и не думал шевелиться в ладони.

Я уже хотел плюнуть на это все, нарвать десятка полтора-два «белых» и отправиться домой, как вдруг осознал, что мой примитивный металлоискатель шевельнулся. Серьезно – он зашебуршился в моей ладони, причем серебряной стороной.

— Опа – обрадовался я и сделал пару шагов влево, в сторону от земляничника.

Гвоздь затих.

Ага. Ясно. Теперь пяток шагов вправо. Гвоздь снова ожил, если можно так сказать.

Через несколько минут было обнаружено место максимальной активности, и я сделал то, что предписывал рецепт. Я подбросил его вверх, сказав негромко:

— Небо да земля, укажите, где казна.

Гвоздь крутанулся в воздухе и серебряно-золотистой рыбкой устремился вниз. Он воткнулся в землю около невысокой березки, причем после этого я окончательно поверил в то, что он работает. Я понимаю, когда гвоздь втыкается в землю острием, это нормально. Но чтобы шляпкой? Да еще при этом расковыряв траву?

Достав лопатку, я шустро начал копать. Ну, как шустро? Сначала прорубился сквозь лесные травы, подсекая их корни, уходящие, такое ощущение, что до центра Земли, а потом начал колупать землю.

Ощущения были сумасшедшие, адреналин в крови зашкаливал. Шутка ли – есть шанс найти настоящий клад, и тем самым исполнить одно из заветнейших мечтаний детства. Не знаю, был ли в мире хоть один мальчишка, который не грезил находкой старинных сокровищ, но вот только мечтали-то многие, а находят его единицы. И я буду одним из этих счастливчиков. Пусть даже и с серьезным запозданием.

Я копал, зарываясь все глубже и выбрасывая из уже приличных размеров ямки комки земли. Врать не стану – поиски сокровищ дело непростое, я бы сказал – нелегкое. Пот тек со лба, спина была вся мокрая, во рту было сухо, как в пустыне и вдобавок откуда-то пожаловали слепни, тут же начавшие описывать вокруг меня круги и жужжа как «юнкерсы» времен Великой Отечественной.

А результата все не было. Земля да глина. Причем земли все меньше, а глины, плотной как камень, все больше. Ее копать не получится, ее долбить надо. Причем не лопаткой, а чем-то посерьезней.

В какой-то момент я устало вздохнул и воткнул свой шанцевый инструмент в груду земли, которую выбрасывал из ямы. Фигня выходит. Надо все проверить.

Снова достав гвоздь, я убедился, что он дергается и подбросил его в воздух, произнеся заветные слова.

Он опять кувыркнулся и упал вниз, но не в яму, а в ту самую груду выброшенной из нее земли, уйдя в туда почти до середины.

— Фига себе – пробормотал я и вытер пот со лба – Не понял.

Хотя нет. Понял. Блин, похоже клад будет не слишком велик. Твою-то мать!

Я шустро переворошил холмик земли в том месте, куда воткнулся гвоздь, особое внимание уделяя комкам слежавшейся почвы. И – да. Один из них оказался, если можно так сказать, с начинкой, причем ей оказался не камушек, и не червяк. У меня в руках осталась монета. Небольшая, размером с два нынешних рубля, и вся черная, то ли от земли, то ли от времени.

Пустив в ход ладонь, березовые листья, а после и носовой платок, я таки ее оттер до приемлемого состояния и увидел, что он из себя представляет.

Монета оказалась довольно симпатичной, хотя и совсем не старой. На ней был изображен мускулистый пролетарий, долбающий молотом по цепям, опутавшим земной шар. Номинал ей был пятьдесят копеек, и отчеканили ее в 1927 году.

Все это время я копал землю и цена моим трудам – полтинник. Вот такой вот хозрасчет.

—  Да елки-палки! – сказал с чувством я, не зная, что именно мне делать – то ли плакать, то ли смеяться.

— Вот оно что – раздался голос из недалеко от меня стоящих трех елок – Я-то гадаю, что за странный такой гость ко мне зашел — покон знает, меня угостил, грибы-ягоды не берет. А ты, парень, по злато-серебро заглянул, да? Да еще и с каким инструментом, ты глянь. Нынешние-то с новомодными приборами шастают, а у тебя, я гляжу, все по старинке.

— Так и есть – я сразу понял, кто со мной разговор завел, но никакого страха или даже испуга не испытал. Привык, видимо – Все по старинке. Что сам сделал, с тем и хожу.

— Сам? – еловые лапы раздвинулись, и я увидел совсем невысокого бородатого старичка в латаном-перелатаном ватнике, диковато смотрящимся по нынешней жаре, в кирзовых сапогах и в забавной кепке с надписью «Таллин-80» — Ишь ты. А дай-кось глянуть твой инструмент.

— Пожалуйста – протянул я лесному хозяину гвоздь.

— Хм – тот и не подумал брать его в руку, но с интересом осмотрел – Да ты, паря, никак ведьмак? Хотя – нет, я бы ведьмака учуял, нет в тебе их силы. Точнее – сила есть, но… Аааааа! Понял я.

— Ну да – кивнул я, увидев, что лесной хозяин смекнул что к чему – Я еще не ведьмак, но надеюсь им стать.

— Таким макаром станешь – заверил меня старичок – Коли такие штуки сам заклинаешь, то даже не беспокойся. Не стала бы сила помогать, коли ты пустоцвет. Как себя найдешь, так она твоей станет.

— Знать бы еще, как себя найти – вздохнул я – И так пробую, и эдак – все никак. Может, присоветуете что?

В этот момент мне подумалось, что жизнь все-таки довольно забавная штука. Я не могу откровенно говорить с людьми, поскольку неизвестно, чего от них ожидать, зато запросто могу беседовать на любые темы с представителями нечисти, которая, по идее, водится только в сказках. Просто с ними точно все известно — они не предадут и не подставят. Им это не нужно. Даже ведьмы – и те в каком-то смысле искренни в своих устремлениях. Они не скрывают того, что хотят меня убить. Звучит это все дико, но так оно есть.

— Нет, паря, нет – покачал головой лесной хозяин, присаживаясь на пенек, которого секунду назад на том месте не было – И не знаю почти ничего, и не советчик я тебе. Мое дело – вот этот лес, а ваши ведьмачьи дела да тайны – они мне без надобности. Извини уж. Да ты присаживайся.

— О чем вы – я оглянулся, обнаружил за своей спиной еще один пенек, и присел на него – Какие обиды? И сразу – ничего, что я тут покопался? Я как-то сразу даже не подумал, что надо разрешения у вас спросить.

— Пустое – лесной хозяин усмехнулся в бороду – Главное, ты все обратно закопай.

— Монету вернуть на место? – я показал старичку полтинник.

— Себе оставь – разрешил он – Честно заработал. Но больше в лесу ничего такого не ищи, не надо. Клады у меня тут есть, целых пять, но все они старые и скверные, на крови заклятые. Даже войди ты уже полное ведьмачье звание, и то добра бы тебе от них не было. С кровью они в землю ушли и с ней же из нее выйти хотят. И получат ее, если свет солнечный увидят, старое золото свое дело знает. Так что пусть себе лежат там, где лежат.

— Понял – кивнул я – Поиск сокровищ завершен.

— Да мне не жалко – как будто извиняясь, сказал лесной хозяин – Лежал бы в моем лесу чистый клад, без проклятия и закладной жертвы, то отдал бы я его тебе. Но не осталось здесь таких, все за последние двести лет выкопали. Как начали у меня деревья вырубать да землю копать, так и стали находить то один, то другой. Чистые клады, они к людям тянутся, сами под лопату лезут.

— Ишь ты – удивился я – Никогда бы не подумал. Мне казалось, что где клад закопали, там он и лежит.

— Так и есть – лесной хозяин тихонько засмеялся – Но это же золото. Оно много чего может. Мягкое-то оно мягкое, ковать его кузнецу легко и сделать из него что угодно можно, да только если подумать, то тверже него ничего на свете нет.  Оно душу людскую почище любых кандалов сковывает. Да ты и сам поди это знаешь.

— Не очень – признался я – У меня его толком и не было никогда. Так, кольцо обручальное да цепочка – и все.

— В силу войдешь – будет – уверенно заявил старичок – А там разберешься, кто кого – ты его или оно тебя. Но, думаю, ты его. Парень ты, видно, хороший. Слушай, хочешь, место покажу, где перстень с камнем-аметистом лежит? Тут недалеко.

Я почти сказал «да», но тут меня словно что-то остановило. Больно хитро у старика глаза блеснули.

— Не надо – отказался я – Пусть лежит, где лежит. Я вот монету нашел – и хватит с меня.

— Молодец – похвалил меня лесной хозяин – Молодец, паря. Не ты клал, не тебе и брать. Давай, закапывай яму да ступай домой. Да не забудь корзинку взять, что у опушки леса стоять будет. Подарок это тебе от меня, за внимание да почтение.

Старичок встал с пня, сделал шаг назад и словно растворился в еловых лапах.

— Спасибо – запоздало сказал я ему и взялся за лопатку.

Когда я пустился в обратный путь и вправду уже начало смеркаться. В лесу всегда так, здесь темнеет куда раньше, чем в других местах. Топал я по узкой тропинке, которая, разумеется, сплелась буквально из воздуха на моих глазах, и совершенно не переживал, что заплутаю. Тут ведь как – если лесной хозяин захочет меня куда-то завести – заведет. Ну, а если захочет вывести – то так и будет.

И, скорее всего, вскоре бы вышел к родному ТСЖ, если бы вдруг не испытал невероятное желание свернуть с тропинки в сторону. Оно, это желание, пришло из ниоткуда, точнее – откуда-то изнутри. Причем оно было именно что моим собственным,  пусть даже и неосознанным. Это не был приказом извне, его мне не диктовала чья-то воля. Мне нужно было пойти куда-то туда, в лесной полумрак, для меня самого нужно.

Я, не задумываясь, сошел с тропинки и зашагал через лес, практически не разбирая дороги.